в обед, крановщик чего-то там замешкался, но уже тоже едет на своем кране на другой конец стройки чтобы до столовой побыстрее добраться. Случайно на свою беду глянул в окно и обо всем на свете забыл, даже об обеде…
Его кабина проплывает мимо окон восьмого этажа, а там, как раз, наши эти молодые заканчивают свою срочную работу прямо на монтажном столе. Да так увлеченно, так слаженно, что сразу становится ясно, что именно эта работа для них сейчас самое главное в их научной жизни. Темп бешеный…
Это еще хорошо, что стрела у крана очень удачно здание прошила. Прошла – прямо наискось, аккурат через два угловых окна. Навылет.
Молодые наши потом рассказывали, что вроде бы что-то такое тоже почувствовали. Вроде бы были какие-то толчки в соседней комнате, но останавливаться они не стали, а решили так – просто, мол, это им так кажется от экстаза и взаимной возвышенности чувств. Возвышенности в том смысле, что высоко и на шатком столе…
Но ведь и этого крановщика тоже можно понять. Он то уж совсем тут не виноват. Малый, кстати, оказался не промах. Быстро сориентировался в такой сложной ситуации и прямо из своей кабины позвонил в охрану и молодых заложил:
– ЧП, мол, – в третьем корпусе. Бегом давайте! На последний этаж и в конце коридора. Двое в режимной зоне. Возможно диверсия!
Те мгновенно этих голубков и застукали, прямо за работой. Еще тепленьких и взяли. Крановщика, кстати, тоже. Мало ли что. На восьмом этаже у нас первый режим секретности был – самый высокий на всем нашем ящике.
Большой скандал тогда возник из-за этого, а разговоров потом – на целую неделю хватило. Даже внеочередное закрытое комсомольское собрание созывали. Не для всех, а только для тех у кого первый допуск был. Кстати, крановщик правильно тогда поступил, что ничего врать не стал и сразу куда надо доложил. Иначе за всю жизнь бы не расплатился. Какое-то оборудование очень дорогое он там своей стрелой раздолбал. А так, – вошли в его положение:
– «Ну, потому что, ну, как же ж, блин, нам работать, тогда… Я же, гражданин уполномоченный, не доктор, на. Я простой рабочий, – крановщик, на… А они ну, прямо перед самым носом…. А я же все-таки не грузовик какой-то. Я кран, на! Во мне18 тонн… Да еще так неожиданно. Я же ж тоже ж, живой, на… Ну, а как же ж? Я же ж при исполнении, а они там, на… прямо перед самым моим носом и на столе… Прямо, как кролики, на…»
Нет! Комиссия абсолютно правильно тогда поступила. Оправдали его. Полностью. Даже без занесения, потому что:
– «Ну, – это же просто срам, товарищи комсомольцы, и пятно на всю организацию! А мы ведь, вы знаете, на правах райкома! Мы – пример! А тут, понимаете, такое, да еще и в рабочее время, вернее, в обеденный перерыв, но все равно – ведь прямо на рабочем месте. Позор!!!»
И молодым этим правильно тогда по строгачу влепили. Каждому. По комсомольской линии. И кварталки лишили. Ну, потому что: «Вы ж понимаете,
