Даже крупы. Одни билеты на руки выдали, сказали, на месте все получим.
Старлей хмыкнул над миской.
Шумер наблюдал, как он ест, жадно заглатывая желтоватые ленты лапши, как ходят его щеки и блестят синтетическим жиром губы.
– А хотите крекеры? – спросила Людочка. – У нас крекеры есть.
– В бойлере вода кончилась, – сказал Шумер.
– Ой, у нас есть! – вслед за коробкой крекеров из пакета под ногами Людочка достала бутылку простой воды. – Угощайтесь.
Старлей кивнул.
– Спасибо, – сказала его жена и чуть повернула голову к Шумеру. – У вас кровь, вы знаете?
Шумер кивнул.
– Вот, – она достала из тючка блестящий квадратик, – это влажная салфетка. Она и для рук, и для лица.
– Спасибо.
Шумер надорвал пакетик и вытянул белую, похожую на промокашку тряпочку. Сложил вдвое, провел над глазами, по губам, по подбородку, собирая красные пятна. По ощущениям казалось, будто чей-то язык облизал кожу.
Собачий? Человечий?
– Так лучше?
– Да, – улыбнулась женщина.
Улыбка на мгновение преобразила ее лицо, сделав светлее и моложе. Шумер подумал, что она удивительно хороша.
– Девять двадцать семь, – сказал он.
Салфетку некуда было деть, и Шумер просто скомкал ее в кулаке. Вставать и идти выбрасывать не хотелось.
– Что?
– Девять двадцать семь.
– Не понимаю, – женщина оглянулась на мужа.
Тот подбирал пластиковой вилкой остатки лапши.
– Наш сосед – загадочная личность, – пришел на выручку мужчина с «дипломатом». – Мне сказал, когда у меня пройдет голова, и, представьте, не ошибся.
– Но что значит «девять двадцать семь»?
– Видимо, время.
– Время чего?
Сосед посмотрел на Шумера, который молчал.
– Скорее всего, это время какого-то события.
– Но какого? Хорошего или плохого? – заволновалась женщина.
– Настя! – одернул жену старший лейтенант. – Что ты, честное слово! Сказал человек и сказал. Хрущев вон коммунизм обещал. Сбылось?
Он отряхнул крошки с ладоней в пустую миску и кивнул мужчине с «дипломатом».
– Спасибо. Бутерброд был в тему.
– Кирилл, – легко толкнула его жена, – а у тебя что-нибудь намечается к половине десятого? Мы во сколько в Постниково приезжаем?
– Давай не при людях, – скривился старлей. – Ты бутерброд доешь. А то держишь его, как сокровище. Можно?
Он взял предложенную Людочкой бутылку воды. Щелкнул, заголубел на столике раскладной стаканчик.
– Этот «девять двадцать семь» только что меня на бабки опустил, – с обидой в голосе заявил мажор Дима.
– Серьезно?
Старлей отвлекся от наполнения стаканчика.
– На полторы
