еще хуже, нежели в бою убивать!
– Пожалуй, ты прав…
– Коля! Я тоже беляков бить хочу! – выскочил откуда-то Шурка.
– Сиди уж! – прикрикнул на него отец. – Ремнем по заднице захотелось?! Не посмотрю, что ты – комсомолист и строитель нового мира! Выдеру!
В тех же казармах, куда провожал Николай Леночку, парень узнал, что девушек из группы «Интернационал» отправили под Казань. Его же эшелон отбыл через пару дней в Саратов. Колю перетащил в свой вагон командир отряда революционных матросов Мишенька Князев.
– Что тебе в теплушке (товарный вагон, приспособленный для перевозки людей – авт.) трястись? Вон моя братва мягкий вагон откуда-то пригнала. Поедем как старорежимные господа!
Матросы ехали лихо: не переставая пили, грабили торговцев на станциях, отнимая у них еду и самогон, запираясь с «марухами» в паре купе, предназначенных для любовных утех. Коля лежал на верхней полке, уткнувшись в книжку, или смотрел на проплывавшие за окном пейзажи: леса, поля с перелесками, сменившиеся холмистой степью. Его не доставали: знали – друг командира. Когда отказывался от предложения выпить, хмыкали:
– Нам больше достанется!
После одной из остановок Мишенька пришел мрачным.
– Пока ехали, по телеграфу сообщили, что проказничаете вы, братва! Грабите торговцев и прочий люд на станциях. Если повторится обещали отдать меня под трибунал. Расстрелом грозили…
– Да мы, командир, за тебя любой трибунал сами расстреляем! Пехотные не хуже нас мелких буржуёв обирают! Кстати, по расписанию скоро большая станция будет.
– Пройдем без остановок! – ответил Князев. – Теперь, после ваших художеств, все стоянки только в ночное время – когда на станциях торговцев нет.
– Ну, тогда: на кого Бог пошлет! – вздохнул матросик, устанавливая у открытого окна пулемет «максим».
Он полоснул очередью по людям на перроне. Следом ударили из винтовок его товарищи, круша человеческие тела, дощатые стены вокзала, нехитрую снедь на лотках.
Мишенька со вздохом отвернулся. Он понимал, сколь трудно будет восстановить дисциплину среди распущенных им подчиненных, превративших демократию в анархию и произвол человека с оружием над безоружным.
Под трибунал Князева не отдали. Его команду распределили на корабли Волжской военной флотилии, разметанной по великой русской реке. Подразделение Николая влили в один из полков Особой армии.
– Лебедев! Ты, что из буржуев будешь? – оглядел мундирчик училища старшина. – Что это за фуражка такая, с голубым околышем, как у казака?
– Какой он буржуй? – загалдели москвичи. – Он в двух революциях участвовал!
– Был студентом. Другой одежды нет, – ответил Коля, проваливаясь в небытие и слыша откуда-то издалека:
– Похоже, тиф! Ребята-красноармейцы – подальше от него!
Пожелтевший и исхудалый вышел Николай из лазарета.
