себе в серванте. – Семен вымыл фляжку и положил в дорожную сумку к вещам.
– А Петру наливать? – спросил он у Вадима Николаевича.
– Ты предложи, а он пусть как хочет, – посоветовал тот. Скрипнула дверь и вошел Петр.
– Садись, чайку выпьем, – загадочно улыбнулся Семен, указывая ему на стул.
– Жарко, не хочется чаю, – ответил Петр и направился к своей кровати.
– А у нас чаек особенный, – подмигнул Семен, кивая головой на заварник.
– Знаю я ваши «особенности», – вздохнул Петр. – И зачем вы только места занимаете здесь, если не собираетесь бросать пить? – укоризненно произнес он. Соседи по палате притихли и опустили в пол глаза. Наступила пауза. Вадим Николаевич прокашлялся, словно собирался выступать перед собранием, подумал и произнес:
– Понимаешь, Петя, мне уже поздно завязывать. Пил мой дед, отец и я пью… И мой сын в свои тридцать с хвостиком тоже страдает пивной зависимостью. А что он может сделать с этой генетической памятью, которой мы его наделили? Наука пока бессильна, а своей воли не хватает…
– Наука бессильна, согласен, – повернулся к нему Петр, но Бог Всемогущ, проси с верой и все получится.
– Хм! Бог! К нему еще надо придти, – включился в разговор Семен. – Никто Его не видел. Вон сколько народу в Космос летало и никто Его не встретил. И глядя на весь этот наш мир и несправедливость, которая в нем существует, приходишь к мысли, что Бога или нет, или Ему все равно, что с нами происходит.
– А была ли она когда-нибудь эта справедливость вообще? – задумчиво спросил Вадим Николаевич.
– Может в раю и была, – предположил Семен, – а может она и сейчас есть там на небе, но в нашем мире наверное ее никогда не будет.
– Ну, знаете, несправедливость творим мы сами, а не Бог, – сказал Петр.
– А Он бы взял да и поправил все, раз Он Всемогущий, – напирал Вадим Николаевич.
– Он дал нам свободу выбора между добром и злом, дал заповеди, по которым мы должны жить, а мы их попираем каждый день и Он нам прощает, потому, что искупил нас от греха Своей кровью на кресте. А если бы судил нас по справедливости, то мало бы нам не показалось. Не согрешишь, не покаешься, а не покаешься – не спасешься. Вот такая философия жизни, – завершил Петр и стал раздеваться, чтобы лечь в постель. Мужиков несколько смутила собственная некомпетентность в вопросах религии и они притихли, задумались. Куда-то пропало желание выпить самогон. Семен зевнул и тоже стал укладываться спать. За ним последовал Вадим Николаевич. Он выключил свет и лег. Долго не спалось в эту ночь.
Луна в виде тонкого серпа висела в ночном небе и кидала тени деревьев на окна старинной графской усадьбы. Внизу через озера пролегли две лунные дорожки, и на лугу нестройный хор лягушек сотрясал окрестную
