за мужество, проявленное во времена мне неизвестные,
но которые определили мое прошлое, настоящее и будущее
а также Хулио Денису
за сон, приснившийся в ночь
на шестое сентября две тысячи энного года
По лестнице, ведущей вниз
Ты попадешь на этаж, с которого спустился.
Вся эта комната – наглядный эпикриз
Тому, кто здесь сегодня очутился.
АВЕРС
ЛЬСТЕЦЫ НА БАРХАТНЫХ КУШЕТКАХ
1
Привычка думать вслух порождает различные курьезы.
Случалось, что незаметно для собеседника он переходил от диалога к монологу, адресуя ответ на ту или иную реплику исключительно самому себе. Незнакомые с его манерой изъясняться частенько оказывались в полной растерянности. К примеру, невестка могла ошибочно принять на свой счет обидное замечание, никак не относящееся к разговору, но отсылающее к одному смутному воспоминанию, на которое свекра подтолкнул яшмовый браслет у девушки на правом запястье.
Хорошая память на лица не мешала ему предпочитать прозвища. О существовании последних ни домочадцы, ни коллеги даже не догадывались. Но даже знай они это, вряд ли бы их мнение о старике изменилось. Он и без того считался эксцентричным социопатом, волей судьбы снискавшим славу и почет у тех, кого ненавидит всем сердцем.
Виолетта Евгеньевна положила папку с эскизами на кофейный столик. Птицеед появился минута в минуту. Не здороваясь, уселся в кресло и принялся перебирать бумаги. Женщина, наблюдавшая за его движениями, заметно нервничала. Птицеед был избирателен. Большинство набросков он удостоил мимолетным взглядом. Лишь два или три привлекли его внимание. Разглядывая их, он что-то шептал, очевидно, обдумывал увиденное. «Это никуда не годится», – слова прозвучали отрешенно, как будто их ветер занес с улицы. Мужчина поправил очки в роговой оправе и, молча, ретировался в свой кабинет.
– Пожалуй, комментарии излишни, – сказал Вальдшнеп. – Вы сами все видели.
– Но он даже не посмотрел на мою работу живьем! Со мной пришла девочка, она там в коридоре ждет! Готова показать вам и кардиган, и жакет. Мы почти все с собой принесли!
Фразы громоздились друг на друга, отделяемые между собой лишь короткими, но быстрыми вздохами.
Вальдшнеп развел руками:
– Ему не нужна модель, чтобы определить хорошее будет изделие или нет.
– Но, я так надеялась!
– Не отчаивайтесь. Это не конец света.
– Но…, – Виолетта Евгеньевна мотала головой, ища поддержки то у фарфоровой свиристели, подпирающей лапками альбом с репродукциями Густава Курбе, то у изящных пальцев Вальдшнепа, которые бесцеремонно барабанили по столу.
Тут дверь отварилась и на пороге вновь показался Птицеед. Потирая руки, он уверенными шагами направился к женщине. Когда он приблизился вплотную, Виолетта Евгеньевна инстинктивно отступила. Она очень боялась впасть в немилость даже после того, как он с ней обошелся. На Птицееде были другие очки. Квадратная оправа омолодила его на пару лет, оттеняя густые брови и выгодно подчеркивая средних размеров серо-голубые глаза, за стеклом кажущиеся больше.
– Так-то лучше! – улыбнулся он, возвращаясь на место. В миг его лицо помрачнело:
– Виолетта Александровна.
– Виолетта Евгеньевна.
– Ах да, Виолетта Евгеньевна! Напомните-ка мне, о чем мы с вами договаривались? Два месяца вы добивались встречи со мной, закидывали электронный ящик письмами. В конечном счете я пригласил вас сюда и посмотрел ваши эскизы. Вместо обещанных четырех вы представили двенадцать. Откуда такая наглость?
– Я думала,
– Напротив, вы совсем не думали. Почему всякой работнице ателье кажется, что она разбирается в моде?
– Умение шить не компенсирует отсутствие таланта или воображения, – вмешался Вальдшнеп.
– Это был риторический вопрос, – холодно отрезал Птицеед, закинув ногу на ногу.
– Я думала, вам понравится моя работа, – ответила Виолетта Евгеньевна, всхлипывая.
– Не буду лукавить, – тон слегка смягчился. – Одно изделие мне приглянулось. Что касается остального – это пустая трата моего времени.
– Модельный бизнес – штука жесткая, – добавил Вальдшнеп.
– Лучше помалкивай, – Птицеед повысил голос, – Вы не слушайте моего сына, Виолетта Евгеньевна.
