Мы друг другу ровня.
– Знаешь ли ты, Ксюшенька, почему такие как я, любят таких, как ты?
– Просветите.
– Ты молода и прекрасна.
– Только и всего. Здесь вы Америку не открыли, дорогой друг. Всем известно, что молодая супруга – способ мужчине отсрочить свою старость.
– Ты умна не по годам.
– Как и моя сестра.
– Как и твоя сестра. Даю голову на отсечение, вы в свое время частенько меня с Олегом дурили. Пока я не заставил одну из вас перекрасить волосы. До сих пор не знаю, ты ли та самая Ксения или нет.
– Хотите знать, видела ли я вас обнаженным?
– А ты видела?
– Вам этот вопрос не дает спать по ночам?
– Сплю я прекрасно, разве что кошмары…
– И вы называете такой сон прекрасным?
– Кошмары меня вдохновляют.
– Из вас получился бы отличный актер. Так и вижу вас в роли Кориолана.
– Не люблю Шекспира.
– Не любите?
– Он раб крайностей.
– А вы?
– Я их хозяин. Так что насчет…
– У одной из нас есть небольшая родинка в форме запятой на тыльной стороне левого бедра. Вы, как и ваш старший сын, человек с фантазией. Думаю, одной подсказки вам будет достаточно.
3
В дамской комнате Примула освежила макияж и поправила прическу а-ля Брижит Бордо из фильма «Бабета идет на войну». Она любила себя чрезмерно. Той всепоглощающей любовью, которая скорее отличает чувство матери к своему дитя, нежели эгоистичное обожание, свойственное ценителям собственной внешности. Даже сестру она любила по-особому. Как отражение в ней самой себя. В то же время жена Птицееда не была до конца уверена в том, кто она: Примула или Орхидея.
Она убрала косметичку в клатч. Все шло по плану. Птицеед поддался ее уговорам и обошелся без пресных посиделок в каком-нибудь из фешенебельных ресторанов Москвы. Поначалу он не хотел ехать во Францию, даже выпалил сгоряча, что продаст этот треклятый особняк, а вырученные деньги обналичит и сожжет в камине. Но передумал. В столицу пришли дожди и этим испортили модельеру настроение. Он ненавидел сырость, поэтому и покинул однажды Петербург, где вырос и впервые женился.
Пригород Орлеана радовал цветущей зеленью, искрящейся изумрудными переливами. Французское лето дышало терпкостью луга, смешавшейся с влажным дыханием Луары. Солнце, вытканное на небесном жаккарде, распустило свои лепестки и высунувшись цветком наружу, озарило долину медовым сиянием. Из амфор, которые мраморные нимфы водрузили себе на плечи, стекала в фонтан голубая вода. На его верхушке, подпираемой тремя вставшими на дыбы гиппокампусами, журчала жидкая лазурь. Она переливалась через край неглубокой раковины, падая серебристыми брызгами на круглый, белокаменный постамент.
