никаких сексуальных контактов с мужчинами, никогда.
– Шура, а может и в самом деле это неправда? – робко обратилась к мужу несчастная мать. – Что ты на мальчика налетел. Он же говорит, что не было ничего, значит, так оно и есть. Неужели ты собственному сыну веришь меньше, чем чужому человеку. Может, Юрию показалось…
– Да плевать мне с большой колокольни, правда это или нет. Главное, теперь всё ПАТП обсуждает новость, что мой, МОЙ сын голубой! И им неважно, правда это или нет, лишь бы посудачить. И ты, сынуля, виноват. В любом случае – виноват! Виноват в том, что дал повод. Нет, не о таком сыне я мечтал! Позор-то какой! Значит так, сынок, – твёрдо сказал Александр Петрович. – Или ты завтра состригаешь свои патлы, одеваешься как нормальный человек, посылаешь к чёрту свой рок и устраиваешься к нам в ПАТП на работу, или ты мне больше не сын, и убирайся из дома куда хочешь. Рокер, гомосексуалист не может быть моим сыном. Понял?
– Бать, ты чего? – Андрей начинал злиться. – Ты отказываешься от меня только потому, что какой-то придурок что-то там нафантазировал себе?! Для тебя бред какого-то чужого человека важнее, чем слова собственного сына? Ну, спасибо!
Андрей пошёл в свою комнату, схватил спортивную сумку и стал лихорадочно кидать в неё свои пожитки. К нему подбежала мать, схватила за руку:
– Сынок, ты чего? Ты чего удумал? Ты куда собрался?
– Мама, вы хотите, что ваш сын был гомосексуалистом, он станет им. Чего же напраслину-то терпеть?! Эх, вы, разве так можно! – Андрея всего трясло, глаза предательски увлажнились. – Я думал, мы семья! А вы… Ноги моей больше здесь не будет! Вон, какой-то там Юрка пусть будет вам за сына. Вы ему в рот смотрите и верите каждому его слову, а что я говорю вам глубоко фиолетово.
– Господи, что ты такое говоришь, Андрюша! Ну, куда ты, сынок, пойдёшь на ночь глядя? Отец, скажи ему, чтоб он не смел уходить из дома. Сынок, успокойся, не надо никуда идти. Прости нас, мы не правы. Я верю тебе, Андрюшенька, верю, – мать причитала сквозь слёзы, прижав голову сына к своей груди, и гладила его по голове.
– Катись, катись! Эк, напугал. Оставь его, мать, пусть идёт, куда хочет, – гнул своё Александр Петрович. Он понимал, что перегнул палку, но остановиться и попросить у сына прощения, не мог – гордость и упрямство не позволяли.
Мягко высвободившись из материнских объятий, Андрей закрыл сумку и вышел из дома, хлопнув дверью. Обида обжигала душу, как серная кислота. На дворе было уже темно. Ночь была тёплая, но парня всего трясло. К нему подбежала Пальма, немецкая овчарка, и тихонько заскулила, помахивая хвостом. Андрей присел на корточки и погладил собаку по холке.
– Ну вот за что? За что? А, Пальма? – голос парнишки дрожал от обиды и отчаяния, он с трудом сдерживал слёзы.
Собака вмиг облизала лицо Андрея, стараясь как-то утешить парня. Они всё понимают, наши четвероногие друзья. Андрей невесело улыбнулся и погладил собаку по голове.
– Одна ты меня
