необструганными бревнами прожорливую топку, до тех пор, пока не погибали от нечеловеческих условий, или не ломался грубый механизм, который становился для них жестяным гробом.
Придя в себя, я решила сходить в селение.
– Я схожу за водой, – крикнула Алексею, дождалась ответа, замотала шею платком, чтобы скрыть свежие следы укусов и побежала к котловану. Меня не столько интересовала вода, сколько человек – робот.
В котлован вел пологий пандус и внизу, в жидкой грязи уже топтались люди, опуская кувшины на веревке в озерцо мутноватой воды. Тот, то выкопал колодец, отдыхал в тени, отбрасываемой кучей им же вынутой земли.
«Как ему, наверное, жарко…» – проваливаясь в рыхлую почву, подобралась прямо к ржавой ноге исполина. Посмотрела вверх – люк, располагавшийся на груди, был вырван и у истертых до блеска рычагов никого не было.
– Горшки, глиняная утварь! Вот вы, девушка, не хотите купить новый кувшин? – словно из-под земли вырос молодцеватый парень.
– Нет, – я прижала к груди свой, надтреснутый кувшин, сохранившийся еще с той поры, когда концу света не верили.
– А вот и да! – он толкнул меня, и кувшин упал на камни, расколовшись на несколько кусков. – Ваша старая мещанская рухлядь теперь ни к чему. Покупай! – он ткнул мне в нос кособокую крынку, нагло оглядел меня. – Она стоит ровно столько, сколько твои золотые сережки!
– Отстань от девушки, – между ними встал суховатый старичок интеллигентного вида, опирающийся на тросточку. На его шее болталась колба, до половины наполненная мутноватой водой и заткнутая пробкой. – На кой черт тебе сейчас золото? Извинись перед ней, отдай кувшин и иди восвояси. Не позорь воду, которую ты пьешь.
– Только если ты отдашь мне мензурку, старый пердун, – куражился парень. – Что там у тебя? Слезы? Или что похуже? Он козлом наскакивал на старика, норовя опрокинуть того в песок.
– Нет, ничего, все нормально, не связывайтесь с ним, – я взяла старика за руку. – Если ему уж так нужны сережки, пускай берет.
Я протянула ему две алмазные капли в золотом обрамлении.
– А теперь разреши выбрать, – сказала я, протянула руку и опрокинула лоток, заставленный кособокой посудой прямо в ухмыляющееся лицо.
Старик не растерялся и ударил нахала тростью под коленки. Неуклюже завалившись, парень упал, а я развернулась и пошла в сторону пустынного заката. Людей сегодня больше видеть не хотелось.
– Постой! – окликнул меня старик. Я остановилась – он подошел и вложил алмазные сережки мне в ладонь.
– Возьмите себе – вам они нужнее. У меня ж парень – бог, – горько сказала я, опускаясь на песок, – пусть сам теперь наколдует и серьги и воду.
– Разрешите присесть рядом, – сказал старик и вдруг его разобрал истерический смех.
– Петр
