единством. Поэтому-то Вебер и не может дать никакой общей концепции феодализма, генетически, содержательно и в плане воспроизводства понимаемого как диалектически противоречивая и подвижная целостность. Именно такая слепота к внутренним пробелам веберианской методологии превращает столь многие англо-американские не-овеберианские работы по социологии, посвященные всеобщей истории, в слабо теоретизированную эклектику [Poggi. 1978; Giddens. 1985; Colins. 1986; Mann. 1986].
Некоторые направления марксизма интерпретируют феодализм, напротив, чисто экономически, как статичный аграрный способ производства. Отсутствие устойчивого экономического роста объясняется через недоразвитые производительные силы, неэффективное использование земли и низкой уровень торговли. Однако такое одностороннее выделение экономических вопросов, среди которых, к примеру, долгосрочная тенденция к понижению ставки феодальной ренты [Bois. 1984; Kula. 1976], не дает понять политические и военные аспекты средневекового общества, которые могли оборвать эту тенденцию. Поэтому некоторые последователи Альтюссера пересмотрели неверный акцент на экономических вопросах, выступая за «трактовку государства как независимой социальной силы», действующей в феодальных обществах [Gintis, Bowless. 1984. Р. 19; Haldon. 1993]. Но независимо от того, на чем именно делается акцент в марксистских традициях – на «экономическом» или на «политическом», – сама эта упрощенная поляризация заставила многих усомниться в том, способен ли марксизм объединить «политическое» и «экономическое» в связной теории феодального общества как особой тотальности [Poggi. 1988. Р. 212].
Накануне англо-американского веберианского ренессанса некоторые современные веберианские социологи пришли к общему выводу, согласно которому Маркс, вероятно, верно указал на то, что первичный источник общественной власти в капиталистическом обществе лежит в собственности на средства производства [Giddens. 1985]. Однако в традиционных обществах место общественной власти определяется обладанием средствами насилия. Это замечание обычно соседствует с типологией источников общественной власти – как правило, политических/ военных, экономических, идеологических/нормативных и культурных. Исторический процесс соответственно объясняется в плюралистическом, мультикаузальном описании, основанном на такой типологии [Mann. 1986. Р. 379–399; Poggi. 1978. Ch. 2; Collins. 1986]. Неовеберианцы поэтому согласны в том, что в феодальном обществе главную роль играют политические, управленческие и военные аспекты. Напротив, марксистские исследования принято считать редукционистскими, детерминистскими, монокаузальными, функционалистскими, или же они просто отбрасываются как недостаточные, иррелевантные или несовместимые при всей их общей озабоченности «экономикой».
Вопреки этой мнимой несоизмеримости в споре о переходе от феодализма к капитализму внимание было перенаправлено к работам Маркса о докапиталистических обществах [Sweezy, Dobb et al. 1976]. Здесь Маркс выделил конститутивную роль политической власти, выражаемой в различных формах «внеэкономического
