style="font-size:15px;"> Крупные пушистые снежинки плавно, словно парашютики одуванчика, опускались мимо ее лица на землю. Она подняла голову и увидела между громадами старых зданий прямоугольник низкого мглистого неба. Волосы и брови ее тотчас же побелели, снежинки таяли на ресницах и растерянном лице, уже и без того мокром от слез, и она поняла, что тихо плачет.
Джинджер поежилась: несмотря на безветрие, было довольно холодно, мороз пощипывал щеки и подбородок, а руки уже почти заиндевели. Холод проник под ее зеленый больничный халатик, и ее всю просто трясло.
Тут она огляделась кругом и обнаружила, что сидит на леденящем бетоне, прижавшись спиной к холодной как лед кирпичной стене, обхватив колени руками, – в типичном положении запуганного насмерть беззащитного существа. С каждой секундой ей становилось все холоднее, но у нее напрочь пропали сила и воля, чтобы встать.
Затем Джинджер вспомнила испугавший ее умывальник с жутким сточным отверстием, охвативший ее панический страх, свое нечаянное столкновение с Агатой Тэнди и удивленное выражение лица Джорджа Ханнаби, обернувшегося на ее крик, и ее охватило отчаяние. После этого она уже ничего вспомнить не смогла, но нетрудно было предположить, что она убегала, как сумасшедшая, спасаясь от мнимой опасности, на виду у своих оторопевших коллег и знаменуя этим неминуемый крах своей карьеры.
Девушка сильнее прижалась спиной к кирпичной стене, всем сердцем желая поскорее умереть от холода, не сходя с места.
Она сидела в конце широкого проезда, упирающегося в корпуса больничного комплекса. Слева от нее была железная дверь котельной, а за ней – выход с пожарной лестницы.
Ей невольно вспомнился мрачный тупик, куда затащил ее незадачливый громила в Нью-Йорке, когда она возвращалась домой после работы в Колумбийском пресвитерианском госпитале. Но в тот раз она была собранна и смогла дать отпор насильнику. Теперь же она уже была не на коне, затравленная неудачница. Какая странная ирония судьбы – оба происшествия случились с ней в довольно схожих местах.
Все ее труды, все долгие годы упорного овладения тайнами и искусством Эскулапа, все надежды и мечты в один миг рухнули. В последнюю, решающую минуту она подвела Джорджа, возлагавшего на нее как на хирурга большие надежды, подвела своих родителей и себя самое. Отрицать очевидное было уже нельзя: с ней что-то случилось, произошло нечто страшное, полностью исключающее дальнейшую врачебную карьеру. Что же это, психоз? Опухоль мозга? Склероз?
Дверь пожарной лестницы внезапно распахнулась, резко скрипя и скрежеща несмазанными петлями, и, тяжело дыша, на улицу вывалился Джордж Ханнаби. Не обращая внимания на снег, покрывший скользкую мостовую тонким обманчивым слоем, он сделал несколько шагов по проулку и замер, потрясенный видом сидевшей на корточках Джинджер с открытым от изумления ртом. Ей подумалось, что он уже сожалеет о затраченном на нее времени и дополнительном внимании: ведь он считал ее талантливой ученицей, достойной этого, а она не оправдала его надежд. Джордж был так
