style="font-size:15px;"> – «К моему полнейшему удовлетворению, поезд следовал в строгом соответствии с расписанием и должностными инструкциями».
– Хорошо, – сказал Анатолий Сигизмундович. – Мне кажется, пока всё получается очень неплохо, не правда ли?
– М-да, – хмуро отозвался Володя. – Регина Анатольевна, вы записываете?
– Записываю-записываю, – отозвалась Регина Анатольевна из-за соседнего столика.
– Ну-с, моя очередь… – Анатолий Сигизмундович прикрыл глаза на секунду, а затем снова открыл и произнёс: – «Я ехал в купе один, глядя в окно на проезжающие мимо телеграфные столбы».
– Отлично, – сказал Володя.
– Э… – сказала Валентина Алексеевна. – А сейчас же я продолжаю?
– Валентина Алексеевна! – возмутился Анатолий Сигизмундович. – Ну сколько можно? Я же просил вас сосредоточиться.
– Да-да! – Валентина Алексеевна засуетилась, заёрзала, покраснела, затем снова принялась теребить серёжку. – Простите, пожалуйста. Я сейчас…
Наступило неловкое молчание, которое через пару минут нарушил Володя своим злобным сопением.
– Да-да, – повторила Валентина Алексеевна, остервенело дёргая серёжку. – Я сейчас, сейчас… О! Придумала! «Поезд шёл уже две минуты».
– Отлично! – похвалил Анатолий Сигизмундович. – Это подчёркивает напряжённость повествования. Давайте, Евгений Юльевич.
Чурдомыжский поводил в воздухе рукой и промурлыкал:
– «Всё в вагоне сверкало, блистало и переливалось, а за окном простирался такой чудесный пейзаж, что и слов невозможно было найти, чтобы его описать».
– Кхм, – сказал Володя.
– Что на этот раз? – вопросил Чурдомыжский, наклонив голову.
– Может, всё-таки найдёте слова, чтобы описать? – спросил Володя. – Мы же тут все сидим, мучаемся – что же такого необычайного увидел господин Чурдомыжский за окном? Не можем, понимаете ли, прочувствовать правдоподобие чувствований…
– Коряво, Володя, – заметил Анатолий Сигизмундович. – Но я согласен. Евгений Юльевич, вы не могли бы переформулировать?
– Ну, я не знаю… – Чурдомыжский недовольно скрестил руки на груди. – Пусть будет тогда просто «В вагоне всё блистало, сверкало и переливалось». Что там за окном, кроме столбов, я никак не вижу.
– Хорошо, – согласился Анатолий Сигизмундович. – Господин Хорошев!
Чурдомыжский ткнул Хорошева в бок кулачком:
– Ваша очередь!
– Угу, – сказал Хорошев, открывая глаза. – «И стены были выложены фекальными плитками».
– Кхм! Может быть, кафельными? – грозно вопросил Володя.
– Да что я, кефаль от факела не отличу?! – разозлился Хорошев и перелёг на другой подлокотник.
Наступило тягостное молчание. Володя вопросительно посмотрел на Анатолия Сигизмундовича, но не нашёл в его глазах поддержки и продолжил:
