этого стоит жить и даже умереть.
– Рановато о смерти помышляешь, соколик. Ну, да ладно. Христос с вами, ребята.
Плюхнувшись с разбегу в замшевое сидение «рено», Крыжов понёсся по Замоскворецкому району. Без кожаного, как у тарантаса, верха поддувало. Но испортился какой-то зажим на пружине откидывающегося верха. Пришлось довольствоваться тем, что натянуть кожаные фуражки по самые уши, поднять отвороты тужурок. Шофёр замотал лицо шерстяным шарфом. Оно кроме всего было покрыто дымчатыми автомобильными очками, что придавало ему фантастический почти марсианский вид. Уллы-уллы…
– Читали Уэллса, товарищ? – перекрикивая треск трёхцилиндрового двигателя, заорал Крыжов. – «Война миров», я вам скажу, мировая вещица! Советую…
– Просто Кузьмой меня зови! – заорал в свою очередь тот, нажимая на резиновую грушу клаксона: на мостовую высыпала из-за ветхого заборчика рабочая детвора. – О чём там? Вкратце наговори.
– Пришельцы с Марса атакуют Землю, – начал Крыжов. – На металлических цилиндрах врезаются в неё, а затем с помощью теплового луча и ядовитых газов… Во общем, пытаются стереть нас как пыль! Правда, ни черта у них не выходит. Но я дальше рассказывать не буду. Не интересно…
– Как знаешь, дорогой! Тебя ведь Павлом кличут?
– Агась! Как апостола, что шёл в Дамаск и которому Христос явился.
– Хе-хе! Апостол выискался. Хотя, резон есть. И тот, Христос, был за бедных, и мы. Линию держать надо. Линию… Тудыт их! Я ж задавлю и тебя, и дитя, дура стоеросовая! – внезапно заорал он на какую-то молодку, что несла посреди улицы укутанное в шали тельце. – Дура и есть. Оглашенная… А книжку прочту. Знатная она, как ты рассказал. Дюже войну напоминает.
* * *
…Севастопольский рейд был слабо освещен и, поэтому казался мертвым. Кругом накрапывал легкий дождик, да волны прибоя мерно плескались о склизкий бетон. В темноте гулко отдавались шаги французских часовых. Чавкая подкованными ботинками, они прогуливались по пирсу взад и вперед подле мертвенно-серых броненосцев и дредноутов под трехцветным вымпелом. Жирную, как вакса, темноту оглашали «ревуны». Вахтенные матросы на французских военных кораблях перекликались, таким образом, между собой. Оглашали, что происшествий, слава Святой Деве, никаких. Точно говорили между собой сами стальные громады, ощетиненные пушками, из серого, клепано бугристого металла. Город, что раскинулся вдоль высокого скалистого берега, лепившийся на возвышенностях и в низине десятками одноэтажных мазаных хибар, сиял многочисленными золотисто-красными огнями. Шумные кабачки, гостиницы и бордели, опиумные и карточные притоны были заполнены до отказа. Французские пуалю в небесно-голубых мундирах, солдаты-легионеры в лимонно-желтых кепи, зуавы в расшитых синих куртках и красных фесках, тьма-тьмущая белых офицеров из Корниловских, Кутеповских, Марковских и Дроздовских
