южного заката. Дышащего раскалённым песком и солёно-терпким бризом. Любительски выполненная, окаймлённая помпезной рамой под старину, ширпотребно выкрашенной золотистой краской.
Слева от кровати – письменный стол. Справа – трюмо, на котором – в пузатой керамической зелёной вазе стоял букет увядших роз. Обиженно повела плечами – даже не удосужился убрать. Соня заправила за ухо прядь выбившихся из хвоста тёмных волос, поймав свое бледное отражение в старом мутном зеркале. Большие чуть раскосые зелёные глаза, по-кукольному аккуратный носик, крупные чуть приоткрытые губы… Она смотрела на себя, но видела её. Ту, которой здесь принадлежало всё, – женщину с припрятанного им чёрно-белого фото.
– Чай остыл, – сказал Женя, слегка коснувшись её плеча.
Соня вздрогнула и выронила фото на пол.
– Где ты его взяла?! – он подобрал его и вернул под крышку фортепиано.
– Кто она? – немного помолчав, не оборачиваясь, прошептала Соня.
Он обошёл её и присел на письменный стол рядом с ней, мягко ответив упавшим голосом:
– Она – моя жена.
– Что? – произнесла Соня еле слышно.
– То есть… Моя бывшая жена. Мы с ней больше не живём. Всё это в прошлом.
– А почему…
– Я напрочь забыл об этом фото.
– Забыл? Как ты мог забыть?! Ты же пианист! Ты же каждый день на нём играешь! – Соня в порыве гнева махнула рукой в сторону молчаливо наблюдающего за ними фортепиано.
– Обычно я не занимаюсь дома. У нас давно был такой уговор, чтобы никого не раздражать. Я к этому привык, и мне самому стало удобнее работать в консерватории.
– Я… Для меня… – она не знала что думать и что ему ответить. Её не покидало ощущение, что она – всего лишь случайный прохожий, свернувший в какой-то момент не в ту сторону и невольно вторгшийся в чужую жизнь, в которой для неё совершенно не было места.
– Я понимаю, что со стороны это выглядит немного… – он взял её руки в свои, поглаживая по выпирающим косточкам длинными пальцами.
– Мне пора, – она отдёрнула от него руки как от огня, – всё это… Как-то неправильно.
– Ничего неправильного. Мы уже в разводе.
Соня обернулась на фортепиано. Увядшие цветы (которых он ей ещё ни разу не дарил) говорили ей другое. Несмотря на это, ей не хотелось уходить. Этот человек за короткое время стал ей очень дорог. Тонкий. Чувствующий. Музыкант. А его карие глаза? Можно было опьянеть от одного их взгляда, от одной его обаятельной улыбки. Он был непохож на миллионы других людей, толпящихся в метро, на улицах, живущих в таких же, как и он, панельных многоэтажках. Не такой как все, как и она сама. Но она была уверена, что уйти нужно. Что-то подсказывало, что позже она уйти не сможет.
– Прости, – она приблизилась к нему, вдохнула его горьковато-сладкий запах… Слёзы подкатили к горлу. Боясь расплакаться и показать перед ним свои истинные
