– грузить ребят, как мешки с воблой, на «ГАЗ-69» – «хозяйку», у которой был снят тент. Он бегал по посёлку, возил начальников, лопаты с топорами – одно слово «хозяйка». И кому-то пришло на ум, раз не просыпаются, валить их кулями – пока едут, проснутся! Машина останавливалась около дверей дома. Водитель с кем-то из взрослых геологов заходили в дом, с ближайшей раскладушки забирали тело, несли в «козлик» и… шли за следующим. И действительно, пока пылили в кузовке «козлика», покачиваясь на неровностях, успевали проснуться и прийти в себя и быть готовыми до ужина рубить, пилить, таскать и складывать! Готовые стеллажи нарубленных дров постепенно меняли красоту складского двора, придавая ему домашнее содержание. Как-то, ещё в первые дни жизни в Нелькане, вся рабочая бригада утром шла на базу и им встретились местные мальчишки лет девяти-десяти. Все темноволосые, смуглые, с небольшими носиками и спрятанными между лбом и скулами глазами-щелочками. Ребята вывернулись из проулка с портфелями и всей стайкой улыбнулись и поздоровались с бригадой. С задержкой, но им ответили таким же, но вразнобой приветствием, и, пройдя немного по улице, Анатолий спросил у Володи Толстокулакова, на лице которого присутствовало влияние якутской крови, местного таёжного рабочего:
– А чего это они так с нами поздоровались? – Володя не сразу понял, что удивило Толика, а когда понял, улыбнулся в свои жидковатые усы:
– Это у вас в Москве язык устанет здороваться, а тут людей раз-два и обчёлся. У нас тут все так здороваются. А дети тем более. Мы для них старшие!
Этот первый такой случай Матвей запомнил надолго и, когда утром уже в Москве шёл по улице, первым встреченным обязательно говорил «здравствуйте», чем поначалу удивлял. Но люди начинали улыбаться и отвечали. А со временем и привыкли, и даже первыми приветствовали, потому как утром чаще всего одни и те же люди встречались по дороге на работу.
На пятый день колки и пиления брёвен река полностью очистилась ото льда. Все эти дни он так же стремительно, как и вода, летел, шумел, потрескивая, постепенно редея. Нёс на себе стволы вырванных им дерев с торчащими в разные стороны ветками, корнями. Шёл он красиво, совершенно не оглядываясь, выполнял какую-то только ему известную миссию весны. Иногда от реки доносились такие всплески, что можно было представить, что внизу резвились киты, а не льдины. Высокие отчаянные звуки долетали вверх в деревню, отвлекая от работы. Хотелось сбегать посмотреть, что там творится. Последние льдины реки летели как будто ещё стремительнее. Верховья рек (а это были северные территории) оттаяли значительно позже и не пускали весну в свой фарватер. От начальства услышали, что раз лёд сошёл, значит, скоро придёт буксир. И как недавно в Магдагачи звучало «борт, борт», так и в Нелькане только и слышно: «Буксир, баржи, надо готовиться». Так как брёвен убавилось, с пилки и колки сняли часть кадров на подготовку снаряжения полевых партий. И, занимаясь подготовкой, таская и складывая, держать уши на стрёме, поджидать этот буксир. Надо не надо, а поглядывали на реку. Прошло ещё несколько
