Будапешт, он был сбит. Нам переводить-то некому было. Все улыбались друг другу. Ему, конечно, тут скучно было: с кем побеседуешь?
– Поставки американские.
– Кормили, кормили…
– Тушенка? Было это у вас?
– Было, было. Вот сейчас они нас не кормят. Плохо ли, хорошо? Вот колбаса была американская. Тем более когда мы были за границей, там, если нас не кормить, мы мародерничать будем.
– Вообще знали о том, что происходит?
– А как же! Политрукам надо отдать справедливость, потому что, чтоб солдата чем-то поднять, дух-то, приходишь, сразу рассказываешь, что там-то под Сталинградом то-то, то-то.
И мы с одним кончили-то училище вместе, и его под Сталинград, а меня в Подмосковье, в Москву. И на фронте встретились. Он уже не кавалерист, а артиллерист. И он сбил самолет, который должен был бомбить мой эшелон. Мы смеялись, где-то бутылку самогона достали, выпили. Я поехал дальше, повез…
Слава богу, что не было у меня… Семь раз я ездил, не было ни одного дезертира по пути. Могли бы они и быть, но неслучайные дезертиры. Вот, мы везем кавалериста, а он танкист! Встречается полк. О! Да это танковый полк-то!
– Я же танкист. Чего ты меня везешь в кавалерию? Нашли мы путь.
– Танкист? Ладно.
Идем в танковый полк, в медсанчасть: «Давайте нам расписку, что мы вам сдали больного вот такого-то на лечение». Пишут.
– Печать ставьте.
Мы везем эту бумажку, что мы его сдали.
Спрашивает нас однажды начальник штаба:
– Чего, у вас ни одного дезертира нет?
– Мы очень хорошо воспитывали! Мы три раза в сутки проверяем.
– Ну, ведь врете. Врете.
– Товарищ майор, как это мы врем? Мы правду говорим.
– Вот я посылаю майоров, подполковников. У них то дезертир, то какое-нибудь ЧП, а у вас нету.
– Ладно. А нам будет чего-нибудь?
– Нет, ничего не будет.
– Мы встречаемся с другим полком или с другим эшелоном. Куда везете? Туда. Он просится: отпустите меня, иначе я убегу. Его и дезертиром-то не будешь считать – он в другом полку служит, а тут же будут искать его.
– Ну и чего?
– А вот мы и справки вам привозим, что такого-то сдали в медпункт на лечение – это отдали в другую часть.
– Только и всего?
– Только и всего.
Не было подсадок… подсаживают там… ЧП какие-нибудь. Мы просим этих бабочек: «Бабочки, хрен с вами! Хорошо, если они просто по вашей воле используют и один-два, а то весь вагон использует, что вы живой-то еле выйдете. Не садись, не садись! Хочешь, вон на заднюю площадку примащивайся. Мы попросим охрану, чтобы вас…» Только и всего. А если нас сопровождает который, СМЕРШ-то… Эти: «Нет ли кто-то чего-то сказал?» Ну откуда мы знаем, кто чего сказал?
И самое плохое – это когда бомбят в эшелоне, в конском. В Старой Русе нас бомбили раз. Люди-то выбежали, а лошади куда? И сам не отпустишь: если она убита будет, то хоть мясо, а если она
