разве что болтун и дебошир Ягужинский…Но бог с ним, с Гасси – сейчас Рене падал, летел, кувыркаясь, вниз, с волшебных небес на пыльную, грязную землю. И нужно будет встать, отряхнуться, и жить дальше, как ни в чем не бывало – а где взять на это силы, если так много сломано от удара об безжалостную твердь?
– Все кончилось, – Герхард вошел, и Рене повернулся к нему – так, что взметнулись полы его пышного кафтана.
– И слава богу, – отвечал он глухим, равнодушным голосом, – кто из нас везет Юлиану в ее Ост-Фрисланд? До последнего верю, что это не я…
– Я ее отвезу, – успокоил его отец, – сразу после похорон. Тебе же следует оставить малый двор, тоже сразу после похорон.
– Не тревожьтесь, папи, я уже пристроен, – легко ответил Рене, – матушка Катерина забирает меня к себе в камер-юнкеры, это давно условлено.
– Понижение, но не падение, – рассудил отец.
– Из обер-гофмаршалов в камер-юнкеры – это понижение почти до земли… – произнес печально Рене, представляя руку, подхватившую падающую птицу за секунду до падения – но, господи, для чего?
– Мы начинали трижды, малыш – в Швеции, в Саксонии, и, наконец – здесь. Трижды пройденный путь повторить гораздо легче, правда?
– Да, папи, – склонил Рене свою напудренную золотом голову, – матушка Катерина добра к соотечественникам и знает слово uradel. За одно это стоит целовать ей ноги, – саркастически произнес Рене.
– Катерина – великая женщина, – шепотом, но строго и отчетливо проговорил Герхард, – запомни это, мой мальчик. Ей одной удалось добиться того, чего не имели ни Монтеспан, ни Ментенон. Ментенон получила руку короля, но не корону, и так и не разорвала позорной цепи конкубината. Екатерина же взяла все, и, помяни мое слово – если сейчас у нее родится мальчик, царь ее коронует. Подумай на досуге, насколько она хороша – единственная в Европе венценосная метресса. И попробуй понять, почему.
– Если не всплывет со дна, как коряга, какой-нибудь ее Виллим Иванович, – ехидно проговорил Рене.
– Наивный дурак! – воскликнул отец и тут же снова перешел на шепот, – Ты дурак, фреттхен, и судишь о людях по глупому развращенному себе. Виллим Иванович нужен вовсе не за этим.
– Для чего же? – тоже шепотом спросил Рене.
– Помимо своих канцелярских дел, Виллим Иванович, в силу его особенных пристрастий, ведет так называемый галантный реестр. Женскую его часть вписывает сама Катерина, зная вкусы своего супруга, а за мужскую часть отвечает наш Виллим Иванович. Ты же слышал о галантном реестре его величества?
– И развращенный после этого все равно я, – с притворной обидой отвечал Рене.
– Мы заболтались с тобою, сын мой, идем – нам пора изобразить на публику показательную скорбь, и начать организацию похорон. Ты же никогда не организовывал похороны – а это интересный и нужный навык, одни
