что она меня уже заинтересовала. Вы позволите? – Киннам протянул руку, взял папку, которую Афинаида положила на край стола, вынул распечатки и принялся просматривать. – Так, это, как я понимаю, план диссертации? Хорошо… Значит, вы хотите сосредоточиться на теме аллегории?
– Да, мне думается, что, хотя эта «Повесть» – переработка романа Ахилла Татия, на самом деле Евмафий сознательно отодвинул ее от прототипа, по духу она другая…
– Я вижу, вы написали об этом статью? Очень интересно! Вы позволите мне оставить себе эти распечатки, чтобы изучить на досуге?
– Да, конечно, я для того и принесла их…
– Благодарю!
– Там наброски для первой главы и еще вторая статья… Эти статьи уже готовы, а сейчас я пишу еще… Но я пока не знаю, где можно опубликовать… Точнее, одну статью я опубликовала, подруга пристроила в один журнал весной…
– В какой?
– «Вопросы филологии», номер два за этот год.
– Хорошо, я обязательно посмотрю. – Киннам черкнул что-то в ежедневнике. – Насчет публикаций не волнуйтесь, с этим не будет проблем! Я смогу быстро пристроить ваши работы в подходящие сборники и журналы. – Он продолжал проглядывать распечатки. – Да, вы основательно подошли к делу… Замечательно! Итак, ваша тема – «„Повесть об Исминии и Исмине“ как аллегория любви»?
– Это всего лишь предварительное название…
– Но звучит! – Великий ритор улыбнулся. – Вы хорошо знаете древнегреческий, как я вижу?
– Да, я окончила филфак Академии, отделение классической филологии. Я писала диплом как раз по Ахиллу Татию, а потом собиралась защищать диссертацию по Илиодору, проучилась год в аспирантуре, но бросила…
– Почему? Ведь у вас очевидные способности к научной работе! Что-то случилось?
«Случился провал в православие, – подумала Афинаида. – Но как объяснить ему это? Стоит ли вообще об этом говорить? Не сочтет ли он меня дурой? И будет прав, конечно! Ладно, будь что будет, раз уж зашла речь, расскажу в двух словах… Не скрывать же теперь!»
– Так получилось, что я… В общем, всё началось с того, что мой отец ушел от мамы к другой женщине.
– Вот как… Сочувствую! Вы тяжело пережили это?
В голосе Киннама слышалось непритворное участие, и Афинаида вдруг почувствовала себя раскованно, словно они были давно знакомы, и принялась рассказывать:
– Я-то нет, я давно видела, что ему с мамой тяжело. У нее был… очень специфический характер… В общем, папу можно было понять. Но мама понимать его, конечно, не хотела. Были ужасные скандалы, она пыталась его вернуть… Папа с той женщиной даже уехал в другой город. Когда стало понятно, что он ушел навсегда, мама впала в депрессию. И тут… подвернулся отец Андрей… Отец Андрей Лежнев.
– Что вы говорите?! – воскликнул Киннам. – Неужели тот самый Лежнев, которого разоблачили два года назад?
– Да, тот самый.
