Хрипела, кашляла, и он почти видел: трубка ходит в руках ходуном.
– Виктория, что за… ты пьяна?
– Помоги! – Голос прыгал, точно воздух то попадал в легкие, то не находил туда дороги. – Я чувствую. Я…
Тишина. Напрасно Ланн звал жену. А потом…
– Папа…
– Аннет? Что у вас случилось?
Молчание.
– Аннет, что с мамой?
– Прощай.
Гудки. На секунду Рихарду показалось, сердце сейчас остановится. Ждать, случится это или нет, он не стал, набрал сначала «скорую», потом вызвал пару своих ребят. Мельком глянул на часы: 5:27 утра.
Больше он никогда не видел свою дочь.
Рихард вздрогнул и потер лоб. Столько прошло, а он каждый раз просыпался в поту. Конечно, это из-за забытых вопросов. Ненайденных ответов. И угрызений совести, куда же без них? Приехал бы – ничего бы не случилось. Или его девочка убила бы и его тоже? Нет. Он сколько угодно может ловить «крысят», но не будет так думать про Аннет, а значит, не будет думать вообще. У него огромный чулан со скелетами воспоминаний, пусть это останется там же.
С некоторым усилием Рихард встал с дивана и уже собирался поставить чайник, когда позвонили в дверь. Ланн, мысленно проклиная весь свет, вышел в коридор и, как обычно не заглядывая в глазок, отодвинул засов. Кто бы ни пришел, Ланн его в случае чего заломает. Всякое бывало.
– Привет, Ричи.
Ее заламывать не было необходимости. Госпожа Президент. В руке она держала сумку, из которой торчала палка колбасы. Да, определенно, пришла с миром. Рихард усмехнулся:
– Здравствуй, Труда. Ты по-прежнему уверена, что я голодаю?
Она окинула его взглядом: от голого торса – по дому он всегда ходил только в старых джинсах – до пальцев босых ног.
– Судя по тому, что ты по-прежнему не разжирел, я не далека от истины. Пустишь?
– А родина? – хмыкнул он, в свою очередь оглядывая дорогой костюм и безукоризненную прическу, никак не желавшие сочетаться с дешевой продуктовой сумкой.
Гертруда Шенн сделала шаг, оттеснила его бедром и вскинула брови.
– Родина подождет. Президент устал.
И это она говорила всегда, когда никто не слышал и когда следовать за ней не могла даже охрана.
Карл знал Гертруду Шенн почти сорок лет – с младшей школы. Она была его лучшим другом – в классе, в университете, в полиции. Потом был недолгий период абсолютного счастья: они одновременно влюбились, завели детей, стали дружить семьями. Все должно было так и остаться, но пошло под откос. Об этом Ланн вспоминать тоже не любил.
Потом Труда ушла в политику. Рихард толком не знал, какими дорогами она поднялась так быстро, но догадывался, с чего начинала: она всегда была красивой. И дьявольски умной, поэтому Ланн уважал ее – не так легко ведь проделать путь от домохозяйки до президента. А она проделала, хоть и осталась в итоге на руинах. Впрочем, на руинах они теперь были вместе.
