еврейские, как гвозди в руки мои, ласковость еврейская, как пламя обжигает меня, ибо, пользуясь этими услугами, погибнет народ мой, ибо обвеянный этой ласковостью, задохнется и сгниет мой народ («Опавшие листья: Короб первый») <…>
Сила евреев в их липкости. Пальцы их – точно с клеем, “и не оторвешь”, все к ним прилипает и они ко всему прилипают. “Нация с клеем”. <…>
Евреи делают “успех в литературе” и через это стали ее “шефами”. Писать они не умеют, но при этом таланте “быть шефом” им и не надо уметь писать. За них все напишут русские. Вся литература “захватана” евреями. Им мало “кошелька” они пришли “по душу русскую”. (“Опавшие листья: Короб второй и последний”)»10.
Принимать за чистую монету декларативную юдофобию Василь Васильича, конечно, не приходится11, хотя в таких опусах как «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови»12 он явно выступает как политический провокатор, подливающий масло в огонь омерзительной антисемитской кампании13. Вот мнение на сей счет Дмитрия Философова14 – видного публициста и религиозного мыслителя, тесно общавшегося с Розановым:
«О, конечно, в статьях Розанова нет ни звука о “кровавом навете”, о деле Ющинского, о ритуальных убийствах15.
Розанов отлично знает цену этим нелепым наветам. Но тем ядовитее его статьи, тем ужаснее их внутренняя бесчестность. Еще А. А. Столыпин доказывал, что в ритуальные убийства никто из русских не верит и что легенда эта создается благодаря особой атмосфере, пропитанной ненавистью к евреям. Розанов эту атмосферу сгущает и, толкуя изо дня в день о тайнах еврейской религии, подбавляет к тяжелой нововременской атмосфере еще особо ядовитые пары своей тайнописи. Если такая тайнопись, ничего не доказывающая, а лишь вселяющая сомнение, бесчестна сама по себе, то розановская тайнопись бесчестна вдвойне»16.
С другой стороны, этот «большой писатель с органическим пороком»17, культивирующий политическую беспринципность, вкупе с «фетишизмом мелочей»18, как никто другой в русской культуре, исхитрился всех и вся «вразумить». И «консерваторам», и «прогрессистам», и евреям, и русским, и даже инославным мало не показалось. Особенно досталось Православной церкви. В 1911 г. будущий священномученик Гермоген19, тогда епископ Саратовский, ходатайствует перед Святейшим Синодом о предании «явного еретика» Розанова анафеме, а нынешний «святой праведный Иоанн Кронштадтский»20, которого при жизни В. Розанов весьма чтил, молитвенно просит: «Господи, запечатлей уста и иссуши пишущую руку у В. Розанова»21.
Зинаида Гиппиус – один из авторитетнейших литературных критиков «серебряного» века, вместе со своим мужем Дмитрием Мережковским и другими членами знаменитого Религиознофилософского общества осудившая Розанова за его статьи в поддержку «кровавого навета» и «дела Бейлиса», по прошествии многих лет утверждала, что тогда якобы «не поняли розановского взгляда
