и о деле, но не в лоб, конечно…
Дай бог, чтоб и Чех не понял сразу, за каким таким хреном пригласил его Дойник чаи распивать. Об однокашниках, вообще о товарищах речь повел: кто чем занимается, у кого какая судьба. Чех с бодуна к нему пришел: оказывается, сосед, Лукашов, этажом ниже, с зоны вернулся. Неделю где-то в деревне гудел, теперь вот дома стол накрыл, ну и Чеха пригласил. Чех хоть и моложе его на шесть лет, а все же вроде как в друзьях. Чем Лукаш заниматься намерен? Да не шла пока об этом речь. Что он умеет? Фокусы показывать, кости бросать.
«Ну, раз друг, пригласи его ко мне, может, придумаю для него что-нибудь»…
Так мудро и непонятно вел разговор с Чехом Павел Павлович. До того мудро, что Чех сразу решил: «Не вышло у шефа разговора с Бильбао, зэком того попугать хочет. Что ж, пусть попробует».
И уже вечером того же дня спец по недвижимости господин Дойник принимал в своем офисе худого парня с наглыми и веселыми глазами.
Лукаш Павлу Павловичу понравился: оторва, по всему видно. Нога за ногу, без спросу залез в коробку с сигарами, закурил, словечками зэковскими сыплет. Одно плохо, хиловат вроде, Бильбао его пальцем раздавить может. Хотя уголовник есть уголовник. Понт, финочка, свинчатка…
– Мне его кровь ни к чему, Лукаш. Я одно хочу: чтоб Калганов в мои дела не лез, соображаешь?
– Нет базара, гражданин начальник!
– Если все сделаешь как надо – будешь у меня в штате работать. Знаю, как к осужденным везде относятся, так что ничего хорошего в смысле работы ты в городе не найдешь. А я возьму тебя не задумываясь!
– Не подведу, Пал Палыч!
– Значит, договорились?
– Почти. Без аванса за такую лихую стачку не возьмусь.
– Стачка – это что?
– Ну, вроде соглашения по-вашему. Балабаны нужны, деньги то есть, уже для того, чтоб в гости к этому товарищу съездить, кое-что приобрести. Вы же клиента попугать предлагаете? А я сам собой не больно страшный, значит, экипировка нужна.
Страшным Лукашов не был: пальцы тонкие, худые, белые. И лицо смазливое, как у актера, чью фамилию Дойник не помнит, но там, в этом фильме, все бабы в него влюблены были. А тот факт, что деньги просит, – так это хорошо: значит, человек дела. Практик.
Дойник без лишних слов достал кошелек, отсчитал четыре сотни, положил их стопкой перед собой на столе. Лукаш тоже молча наклонился, взял деньги. Через его расстегнутую рубаху Павел Павлович разглядел синюю татуировку – голову оленя. А ниже наискосок – почему-то слово «Жук».
– И сколько составляет аванс от общей суммы? Десятую часть, надеюсь?
Это было многовато. Немного поторговались. Остановились на двух тысячах.
– Двести бутылок водки! – сказал, подняв вверх палец, Дойник.
Лукаш кисло улыбнулся:
– Были времена – я столько за ночь зарабатывал.
По пути домой остановился у пивного киоска, выпил кружку и сказал сам себе:
