style="font-size:15px;"> Молчит Тая. Перед глазами сапог колдунский. И Митька молчит.
Вот дед! Как теперь домой воротиться? Страх же идти. А ну как колдун вылезет? Или его половина…
А тот продолжает:
– В тех местах из болот, говорят, камень вылез. Огромадный, что твоя гора. И синий. Рос он из болота, рос, мхом покрывался. Стал, будто простой, обычный. И камень тот-то, когда памятник Петру Алексеичу ставили, вытащили волоком из болот сто молодцов и сто лошадей. А потом повезли на двадцати телегах, на трех кораблях, по земле, по воде. И поставили в самом центре Петербурха. Так камень теперь и стоит. Да только не знает никто…
– Чего не знают, дедо?
– Что камень-то тот – колдовской. Что Брюс-то, когда от смерти бегал, лаз открыл неизвестно куда. Сам-то, вишь, не прошел, а камень на его место прибыл. Не простой тот камень, истинно вам говорю. Наплачется город тот, где тот камень в центре стоит…
Солнце скрылось за тучи, стало совсем зябко. Наплачется…
Вот и мама ей тоже: не смейся так много – горюшко насмеешь.
Мама почти не смеется – лишь иногда в кулак прыскает, когда Тая ее смешит. А в глубине, в желтоватых лисьих искорках глаз, как ил на дне затона – горе.
– А теперь ты, – кряжистый палец упирается Митьке в грудь, – свою сказку мне расскажи! Куда бревна-то с пожарища таскаешь? Видал я тебя! На что тебе бревна?
– Ни на что, – насупился Митька.
– Нет такого закона, чтобы мальцам по пожарищам шляться! Мервяка вон оттуда увезли! А тебе неймется! Я гляжу – а он, ишь, муравей, тащит. Мало пороли тебя? Так я тебе!..
Раскипятился дед: насупил брови, палкой грозит. Распалился, бороду лопатой выставил.
– Бежим, – кричит Митька, – спасибо, дедо, за сказку!..
И как понесется!
А Тая – за ним.
Гегемон и кролик
Нечасто Боцман возил Ядвигу на берег, а сегодня еще и припозднился.
Вечерело. Дневные рыбаки отвалили с причалов. На берегу было бесприютно и тускло: ватное небо, влажность, как водится, сто процентов, и туман с воды наползает. Зато народу почти никого.
В такую погоду хорошо нагуляться по сырости, продрогнуть, как следует, а потом – в теплую баньку.
А еще лучше – дома сидеть. Но куда денешься: коммуна – дело такое: от каждого – по способностям, каждому… как получится. Вот и натягиваешь поверх куртки теплый пуховый платок. Какая весна, такой и наряд. Плюс старость.
– Через час заберу, – сказал Боцман, и, надвинув на глаза шапку, развалился на трех скамьях моторки, прикрывшись курткой, – покемарю пока.
А они с Кокосиком к причалу пошли. Питомец не отставал, шустро перебирал лапами по камням, от воды держался подальше – кролики не сильно-то водоплавающие.
Хитрован, видно, уже домой собирался, но Ядвигу приметил, рукой помахал, мол, давай, подходи.
