вглядывался в движущиеся фигурки действующих лиц. Потом повернулся и ушел к себе. Но тотчас вернулся с какой-то большой коробкой в руках. Сел поодаль, у стола, и, не торопясь, раскрыл свою коробку и достал из нее огромный морской бинокль, который и направил на сцену. Через минуту я оглянулся на него. Л.Н. хлопал руками по коленам, заливаясь смехом. Он просидел минут десять и опять ушел, унося с собой бинокль.
Софья Андреевна сильно устала от спектакля и, когда пили чай, прилегла в зале на кушетку.
– Ну, теперь я начинаю уважать Комиссаржевскую, – произнес, указывая на жену, Л.Н.
Все засмеялись и заговорили о спектакле. Вспомнили, что действующие лица перепрыгивали через стены, чтобы попасть на сцену (иначе устроить нельзя было, потому что все они были прикреплены за головы к проволоке).
– Да, вот в Художественном театре всё держится на обстановке, – шутя заметил Л.Н., – а здесь пьеса была такая содержательная, что действующие лица через стены прыгали, и все-таки все внимательно следили за пьесой, и это не мешало впечатлению.
Л.Н. получил письмо Н.Н.Гусева с выпиской из письма крестьянина Калачева. Выписка эта о жизни и Боге так понравилась Толстому, что он просил меня принести письмо и прочесть его вслух.
– Да, вот мужички-то что теперь говорят! Так профессора не говорят, не только архиереи.
Говорили о воспитании. Толстой сказал:
– Всё, что дается человеку воспитанием, в сравнении с его характером – ничтожество, одна тысячная доля. Я сужу хотя бы по себе… Человек все всегда воспринимает субъективно.
Приготовил и отдал Л.Н. четырнадцатую книжку мыслей – «Суеверие неравенства».
27 февраля
Приезжали с Кавказа кубанские казаки посоветоваться с Толстым о том, как относиться им к воинской повинности. Люди очень хорошие, и Л.Н. очень понравились. Про одного из них, проповедника, особенно способного, он мне после говорил:
– В нем соединяются вместе религиозное чувство, желание славы людской и суеверие возможности обустроить жизнь других.
По почте пришло из Петербурга роскошное с внешней стороны издание биографии Толстого, составленной Сергеенко и Молоствовым, с негодными по содержанию иллюстрациями, с ошибками, вроде того, что на обложке изображен прекрасно исполненный рисунок дома Толстых в Москве и подписано: «Вид в яснополянском парке» (что-то в этом роде!) и т. д. Там, где описывается юность Толстого, помещена виньетка, изображающая голых женщин, витающих в каких-то облаках вокруг головы двадцатилетнего Толстого.
Издание показали Л.Н. Он остался совершенно равнодушен к его недостаткам.
– Ничего, пускай, – говорил он, – красиво, это большинству и нужно.
После, просмотрев издание подробнее, он говорил:
– Ах, удивительно плохо! Изгнано всё духовное и оставлено материальное и грубо аляповатое.
За обедом присутствовала Татьяна Татьяновна и,
