нити.
Викрам вдруг понял, на что это похоже. Город переживал последствия войны, становясь все более жестким и настороженным.
– Кто победил? – спросила Гаури. – Вы же сказали, что была война.
– О да-а-а, – протянул один из ванар. – Грозная Королева и ее Ледяной Супруг упокоили Хаос, спутали звезды, разорвали нити, прожевали и выплюнули тьму!
Викрам закатил глаза. Их похитили полные безумцы, что не сулило ничего хорошего, но заранее нервничать не стоило. Он ведь знал их слабости, а это величайшее оружие, и другого ему не надо. Викрам и из не таких передряг выбирался, и если бы ради свободы и попадания на Турнир ему пришлось продать душу, он бы так и сделал.
На дне покатой долины раскинулось множество блестящих озер. Здесь словно отгремела мощнейшая гроза, и теперь усеявшие землю серебряные лужи озаряли мир. Серый ванара ловко пробирался меж ними, а Викрам заглядывал в воду, и от увиденного у него перехватывало дыхание. В глубинах луж таился лес стеклянных птиц. Сотня солнц. Тысяча лун. Цепь натянулась, и он поднял глаза на серого ванару. Тот сжимал в руке что-то яркое. Сверкающий рубин. На миг Викрам запаниковал, решив, что это его рубин, но затем ощутил, как родной камень царапает грудь сквозь потайной карман шервани.
«Зачем им пропуск в Алаку?»
Ни о чем другом подумать он не успел, ибо ванары прыгнули в лужу. Ноги Викрама заскользили по грязи, желудок затопило ужасом, и он зажмурился, приготовившись к падению.
7
Вкушая месть
Гаури
Я умирала.
Наверняка. Такой голод выдержать невозможно. Он охватил меня еще на Ночном базаре, словно яблоко умоляло его укусить, и только предостережение ванар не давало впиться зубами в сочный бок. А когда мы прыгнули в зеркальный портал, голод стал нестерпимым. Он застил взор – я едва видела город-призрак, через который нас провели.
На насыпях тут и там полыхали небольшие костры, но улицы были пустынны. Я смутно разглядела потрепанные знамена, свисающие с кривобоких башенок, и кривые зубы горного хребта вдалеке, что ухмылялся все шире, будто силился разорвать мир пополам.
– Дом, – пропел желтый ванара, и даже сквозь мутную пелену голода я слышала боль в его голосе. – Однажды королева Тара вернется. Однажды ее наказание закончится.
Я не запомнила, чтобы меня волокли еще куда-то, но вдруг раздался лязг и грохот, и стало ясно, что нас заперли в темнице.
– Суд состоится на рассвете, – рыкнул серый ванара через дверь.
Комната тонула в затхлом зловонии, и я еле сдерживала рвотные позывы. Стены были выложены из сырого серого камня. В одном углу потолок подпирало железное дерево – слишком толстое, чтобы разодрать каменные плиты и пробиться наружу. Стоять удавалось с трудом. Что-то свисало с железных ветвей, какой-то громоздкий плащ, верно, оставленный предыдущим приговоренным пленником.
Теперь, избавленная от цепей, я наконец смогла потереть одной рукой истерзанную опухшую шею,
