Я заморгал, мозги прочистились, окатило волной бодрости.
– Аминь. – Закончив с молитвой, отец Томас убрал руки с моей головы. – Можешь подниматься.
Вставая, я осторожно пощупал здоровой рукой левое плечо. Рана полностью исчезла, через прорезь в одежде не нащупывалось даже шрама, и только залитые кровью рубаха, камзол и плащ указывали, что я был серьезно ранен.
– Я бы мог достать частицу святого Креста и потребовать поцеловать реликвию, – инквизитор смерил меня суровым взглядом, – мог бы просить молиться во время каждой стоянки, но ты, Гард, ведь не будешь искренним.
– Не буду, святой отец. Хотя сейчас я благодарен вам за исцеление.
– Благодари не меня. Ты знаешь, кого благодарить. – Церковник направился к Тейвилу, добавив: – Скоро появится слабость, к утру она пройдет. За ужином много ешь. Тем более что ртов у нас поубавилось.
Да уж, мы второй день как идем посуху, а уже потеряли четверых, и это не считая Тейвила. Подобрав шляпу и пистоли, я заковылял к Ричарду. Рой и Манрок сняли с него упыря и перенесли Тейвила на пятачок пожухлой травы. Инквизитор осенял израненного лейтенанта золотым Распятием с частицей святого Креста внутри. Ричард был без чувств и едва дышал, но его грудь все еще вздымается.
– Плохо дело, – мрачно изрек толстяк, когда я подошел к нему.
Что сказать в ответ? Я лишь вздохнул. До замка рыцарей Грааля, или, как их назвала Алиса, сиятельных, – три недели пути вдоль Тарты. Однако… Я оглядел место побоища. Теперь появились серьезные сомнения, что мы туда доберемся.
В пяти шагах от нас церковник опустился пред Тейвилом, положил ладони на голову лейтенанта и взялся за молитву. Бледный, как снег, Морок встал на одно колено перед мертвым Ивуром. Вождь оказывал павшему воину высшую честь – свободный орк никогда не падает на колени, даже перед своими богами. Губы Манрока что-то беззвучно шептали.
Я смотрел на инквизитора и орка. Они олицетворяли два мира – новый, коленопреклоненный свет рабов божьих; и старый, где смертные были детьми или братьями богов.
Эльф и гном приволокли сильно хромающего имперца: обезоруженного, с кляпом во рту и связанными за спиной руками, перебинтованного. Волосатая лапища Барамуда надавила на плечо полковника, заставляя того усесться перед горцем.
– Пригляди за ним, Акан, – обронил гном, – а мы с Криком притащим сюда Нарвага и тех двоих…
– Мугаша и Шоргота. – Толстяк назвал имена обратившихся в упырей.
– Я с вами.
Ух, как не хочется лезть в воду, но не прохлаждаться же на берегу…
– Сами справимся, – отмахнулся гном, – все одно мокрые. А ты и тростинку скоро не поднимешь.
Барамуд словно знал. Только он смолк, навалилась невероятная усталость. Я даже покачнулся, ноги подкосились, и рухнул рядом с имперцем. Он таращился на меня полубезумным взглядом, мне же было совершенно наплевать на него. Таким выжатым, бессильным я никогда ранее не был.
– Вот
