ветром, успокаивал нервы, натянутые подобно струнам, расслаблял, убаюкивал. Так и хотелось опустить оружие и улечься на мягкий ковер опавшей хвои, чтобы подремать часок-другой в укрытом от чужих глаз месте, действительно безопасном, мирном, умиротворяющем…
– Щас сдохну как спать хочу, – сказал Хащщ. И зевнул. Я до этого никогда не видел, как зевают ктулху, и, надо отметить, зрелище это эпичное донельзя. Мутант раздвинул во все стороны свои щупальца и втянул в себя воздух. Причем настолько мощно, с присвистом, что я всерьез испугался – того и гляди порвет морду Хащща его зевок от ротового отверстия до затылка. И так мой спутник, мягко говоря, не красавец, а будет вообще не пойми что, жуть жуткая не только спереди, но и сзади.
Мутант как раз должен был пройти между двумя деревьями, стоящими близко друг к другу, но что-то меня резко насторожило, да так, что сонливость разом слетела, словно легкая паутина, прилепившаяся к одежде по пути и сорванная ветром.
Паутина…
Вот оно что! Когда Хащщ всосал в себя свой могучий зевок, меж деревьями что-то дрогнуло. Слабо так, едва заметно. Будто солнечный блик, заплутавший в сосновых кронах, сверкнул в метре от хари мутанта.
Но блики не сверкают сами по себе. Зато они имеют свойство отражаться от поверхностей, способных их отражать.
– Стой! – заорал я.
Но было поздно.
Зевающая морда Хащща с растопыренными щупальцами впечаталась в натянутую между деревьями тончайшую паутину – и так и осталась в ней, прилипнув намертво, ибо та оказалась нереально крепкой. Мутант рванулся назад что есть силы, но не тут-то было. Практически прозрачная ловушка, сплетенная из тончайших нитей, держала намертво.
Сверху послышалось шуршание. Я поднял голову.
Ну твою ж дивизию…
К трепыхающейся добыче, цепляясь лапами сразу за обе сосны, меж которыми была натянута паутина, спускался паук-мутант. Здоровенная хреновина величиной с колесо самосвала и такая же толстая. Спина твари отливала сталью, отчего казалось, будто паук бронирован, словно танк.
Мне не привыкать, я всяких тварей на своем веку повидал. Поэтому, вскинув автомат, я принялся стрелять…
Без толку. Первые три патрона я потратил впустую – пули лишь чиркнули по панцирю твари, не причинив ей ни малейшего вреда. Зато паук притормозил, повернулся слегка в мою сторону – и плюнул.
Не знаю, каким чувством я почуял опасность и успел отскочить в сторону. Дерево, к которому я, стреляя, прислонился плечом для устойчивости, зашипело, словно живое. По нему расползлось черное, пузырящееся пятно, которое мгновенно растворило кору и выжгло в стволе большое, отвратительно воняющее дупло.
Ах ты ж, падла, кислотой плеваться? Ладно, попробуем по-другому.
Попасть в ноги паука было сложнее, чем долбануть очередью по его туше, но с такого расстояния задача не выглядела невыполнимой. И пока тварь, сопя, перезаряжалась, накапливая кислоту
