– и разорвала его на части еще до того, как оно достигло земли. Эпичная картина: паучья матка, прямо в воздухе разлетающаяся в разные стороны на фрагменты, обрамленные желтовато-гнойными кусками плоти и зелеными брызгами крови.
Мне под ноги смачно шлепнулся солидный шмат мяса со всё еще шевелящимся жвалом и выпученным глазом, смотревшим на меня с вполне себе человеческой ненавистью. Впрочем, скорее всего, я себе это накрутил в воображении. Кусок дохлого паука вряд ли способен кого-то ненавидеть после смерти. В отличие от его пристяжи, наверняка обуреваемой жаждой мести.
Бросив уже бесполезный теперь тубус, я схватился было за автомат, намереваясь если не красиво и дорого продать свою жизнь, то хоть подохнуть, сопротивляясь до конца. Пусть даже это сопротивление совершенно бесполезно, но хоть еще один паучий глаз вышибу напоследок, как это сделал покойный Хащщ…
Но стрелять было не в кого. Стволы деревьев опустели, словно по команде, – лишь кроны сосен шевелились и шуршали, будто живые.
Понятно. Впечатлившись гибелью вожака, остальные пауки решили не связываться со слишком опасной добычей и предпочли свалить от греха подальше. Отличное решение. Не для них – для меня, которого вновь Сестра лишь потрепала по плечу, так и не пригласив своего побратима навечно переселиться в ее Темный чертог. Жаль только Хащщ не дожил…
– Твою… ж… мать… – раздалось справа от меня.
Я резко обернулся – и замер на месте.
Хащщ стоял в желто-зеленой пузырящейся луже кислоты, совершенно весь, с ног до головы облепленный ею. Отвратно вонючая гадость медленно стекала с ктулху, как я понимаю, не причиняя ему ни малейшего вреда. Даже, скорее, она ему на пользу пошла, растворив паутину, залепившую пасть. Но в остальном всё было печально. Остатки автомата шипели в луже – металлические части кислоте оказались не по зубам, а вот приклад, рукоятка и цевье растворились полностью. Та же участь постигла и одежду Хащща, и, что самое неприятное, рюкзак с продуктами. Нет, какая-то часть жратвы осталась у меня, но, думаю, на ней мы протянем не больше суток.
Впрочем, какой я сталкер, если думаю о потерях? Это всё дело наживное, сейчас надо напарника как-то спасать. А то он стоит, трет глаза и, похоже, не соображает, жив он или уже преставился.
– Хащщ, ты как себя чувствуешь? – осторожно спросил я, не рискуя близко подходить к токсичной луже.
Мутант смачно харкнул зеленью и, прочистив горло, сказал:
– Как кусок дерьма, облитый дерьмом. Хорошо, что на нас паучья кислота не действует. Помыться б где-нибудь теперь. И срамоту прикрыть. Эх, бандану жалко. Крутая была бандана…
– Помыться найдем, – сказал я. – Возле Припяти ручьев полно, насколько я помню. Ты пока, что ль лопухами оботрись, а то смотреть на тебя слегка жутковато.
– Зато нюхать небось сплошное удовольствие, – проворчал Хащщ, вылезая из токсичной лужи. Капли, падающие с него на траву, тут же
