найдя причины, которых и сам теперь не поймёт.
Что же за страх такой неявный и противный, как ком дерьма?! Да ведь предложили бы ему сейчас:
вот тебе два прапорщика Махонина, которые уработают тебя так, что ты потом в зеркале себя не
узнаешь, и он бы, усмехнувшись, ответил: «А давайте прямо сейчас! Чего тянуть с хорошим
делом?» А как этот нынешний страх понять? «Почему я не способен проявляться в таких
ситуациях? – спрашивает себя Роман. – Чем эти ситуации сложнее?» Не это ли имел в виду
удивительно дальновидный Махонин, пророча Роману, что он будет всю жизнь махаться с жизнью,
да только, судя по всему, впустую? Что же, это предсказание уже сбывается? Ведь первый раунд,
судя по всему уже проигран…
А если задуматься в целом обо всех своих планах, в которые он потом письмами и Серёгу
втянул, то откуда они? От чего взялись? Ну, вот если глубоко внутрь себя влезть? Да, скорее всего,
от нелепой мечты раннего детства – выучиться и работать волшебником. Что же, выходит, это ещё
не напрочь выветрено из головы? Оказывается, в армии эта нелепая мечта независимо от него
переплавилась в такие вот фантастические планы: жизнь ему, понимаешь ли, в селе захотелось
полностью по волшебному перестроить. Ну, так, для начала… Да ведь тут и впрямь надо колдуном
или волшебником быть, чтобы всё перевернуть. Так что надо ещё раз, как когда-то в детстве
сказать себе: «Волшебников не бывает, волшебников не бывает, волшебников не бывает. И потому
живи-ка ты себе самой нормальной жизнью».
Твёрдая обложка партбилета в кармане ничуть не греет душу. Когда-то был запал, и были
планы, ради которых хотелось быть партийным человеком. А на деле это вступление прошло,
будто по инерции этого, уже, оказывается, умершего запала. Теперь о планах и думать не хочется.
Вот если честно, то кого больше всего он запомнил в райкоме и о ком приятней всего теперь
думать? Да молоденькую голенастую секретаршу в приёмной, когда разное начальство жулькало
его руку. Секретарша, конечно, не подходила и не поздравляла, а лишь плеснула зеленью глаз,
давая понять, что он-то ей куда симпатичней, чем эти чинуши, упакованные в пиджаки и увязанные
галстуками. Вот это памятно и приятно. Эх, жаль всё-таки Бабочку Наташку. Не хочется
расставаться с ней. Хотя уход её неудивителен. «Если она прилетела от кого-то, значит, так же
легко должна улететь и от меня». Кем только заполнить её место? То-то и оно – чего боялся, то и
происходит; Наташка – это лишь начало. Что же дальше? А дальше то, что мокрому дождь уже не
страшен. Глядя на степи, плавно стелющиеся за окном автобуса, Роман думает о том, что
обманывать себя он больше не хочет. Женщина-жена ему уже не нужна. Он через это переступил.
И
