втолковывала нам с Багирой, сзади гудела и
напирала толпа, но я ничего не видела и не слышала. Смотрела себе под ноги. Потом мы с
Багирой сидели в учительской, и математичка Петровна гладила меня по голове и шептала: « Все
обойдется, дурочка… Скоро все всё забудут, вот увидишь!» Пришла тетя Галя, мама Багиры, хотела
забрать нас обеих, но меня не отпустили с ней. Багира заявила, что тогда тоже никуда не пойдет –
и мы опять сидели в учительской – уже вместе с тетей Галей. Наконец, приехала моя мама и,
отвесив пару подзатыльников, забрала меня домой. Вечером она рассказала мне, что тоже в
моем возрасте была влюблена в женщину, с которой познакомилась в больнице. Та женщина, из
больницы, была сильно старше и неизлечимо больна – рак, наверное. Мама навещала ее,
приносила цветы. А однажды пришла с цветами, а ей сказали, что… (в этом месте мама запнулась,
я это хорошо помню), что цветы больше не нужны, одним словом. Мама не спросила, где
похоронили умершую. Шла домой, помахивая никому не нужным букетом. А потом, кажется,
начался дождь.
Багира оказалась права только в одном – историю с письмом действительно тотчас узнала
вся школа. Теперь я общалась только с Багирой и с Петровной. Потом, спустя где-то месяц, нас с
Багирой сильно избили. Начали цепляться к Багире, а я подошла и врезала половой тряпкой по
лицу самой отчаянной заводиле. Били так, что места живого не осталось. Спасла нас, как ни
странно, Танька Полянская – здоровая мужиковатая и уже судимая девятиклассница, которой
отчаянно боялся весь район. Подошла, разогнала всех ленивыми пинками, подняла нас с Багирой
со снегу: «И вы тоже валите отсюда!»
Потом я, случайно проходя мимо учительской, услышала какой-то бурный спор – и
волшебный, хриплый голос Зои посреди него. Остановилась, блаженно закрыла глаза.
– Вы, Зоя Александровна, ведете себя просто безобразно, – это говорила математичка Петровна.
– Дети есть дети, с ними всякое бывает. Но натравливать своих учеников на двух девчонок –
просто низость… да-да, низость, давайте уж называть вещи своими именами!
Вконец оглушенная, я отошла от двери. Значит, о драке знали эти, в учительской. Странно, ведь
мы с Багирой вроде бы не трепались никому. Какое-то время думали отловить обидчиков
поодиночке и вздуть хорошенько, но потом отказались от этой затеи: уж кого-кого, а нас с
Багирой точно постарались бы отправить в зону – и на подольше… Так, чтоб ни слуху, ни духу, ни
кровинки с лица, ни предсмертного письмеца. Я ничего не сказала Багире о том, что услышала в
учительской. Она ведь и без того отчаянно ненавидела Зою с того раза. Называла ее почему-то
«Маргарита-в-отставке».
. . .
Школу мы благополучно
