гудроном, что-то не давало Полу забыть тот далекий день, когда он поймал Дэнни с сигаретой на стоянке «Тако Белл», пока тот планировал поездку на пляж, а остальная семья считала, что брат в магазине пробивает чеки покупателям.
Он сам удивился своим смешанным чувствам, когда Дэнни нашел квартиру в Балтиморе и переехал. За короткое время, прожитое вместе, они снова сблизились, и это было славно. Но теперь Пол постоянно слышал голос своего отца, нашептывающий ему на ухо старую мантру: «Тебе придется следить за ним, Пол, когда нас не станет», – поэтому он решил каждую неделю ужинать с Дэнни в городе. В большинстве случаев каждый платил за себя, но иногда Дэнни настаивал на том, что угощает, и Пол позволял ему это. Их небольшой обеденный ритуал длился около шести месяцев, но однажды вечером перед подачей китфо и лепешек Дэнни отставил в сторону свое пиво и произнес:
– Я уеду ненадолго.
Первой мыслью Пола было, что брат снова выкинул какую-то глупость и у него неприятности с полицией.
– Господи Иисусе, Дэнни. В тюрьму?
Дэнни засмеялся:
– Нет, чувак. Я не это имел в виду. Ухожу со своей кровельной халтуры и сворачиваю удочки. Устал я от этого города. Устал от Мэриленда. Ты всю жизнь обитаешь в пределах одних и тех же тридцати миль, не знаю, как тебе это удается. Меня это с ума сводит.
– Ты уволился?
Дэнни отмахнулся от вопроса:
– Еще в прошлом месяце. Собирался сказать тебе раньше. Выдохся я, чувак. Врубаешься?
– Это работа. Все выдыхаются.
– Отлично, но это не для меня. Так не может продолжаться, понимаешь? Чувствую, что бегаю по кругу без всякой цели, – Дэнни наклонился вперед, и его тень упала на столешницу, подбородок брата зарос темной щетиной. – Прошлой ночью мне приснился сон, Пол. Тот же сон, что снился мне несколько месяцев назад. Я стою в поле, и куда ни посмотрю, повсюду воля. Типа, я могу бежать куда захочу и быть свободным. Но когда пытаюсь, когда начинаю отрывать ногу от земли, чувствую – не могу. Моя нога прилипла. И земля, она засасывает меня, пожирает, как зыбучий песок. Я потею, кричу, пытаюсь выдрать ноги, но не могу. Просто не могу. И тогда я смотрю вниз и вижу почему: там вовсе не зыбучий песок, а рука, гниющая рука, торчит прямо из земли, вцепившись в мою лодыжку пальцами. Лица этой твари я не вижу, но знаю, что там внизу я сам. Закопанный в землю. Это я там, и это я тащу себя в свою собственную могилу.
– Это всего лишь сон, – заверил его Пол.
– Ну, и да, и нет, – сказал Дэнни, снова откидываясь на спинку стула. – В смысле, да, это сон, но еще он символизирует то, что я чувствую. Ты же профессор английского, так что я знаю, тебе нравится символизм, Пол. Мое подсознание велит мне убираться, пока не стало слишком поздно.
– Слишком поздно для чего?
Дэнни пожал плечами:
– Понятия не имею.
– И куда ты собираешься поехать?
– На Аляску, – сказал он.
– На Аляску? –
