им была задумана, хотя и не издана, книга “Барон А.А. Дельвиг. Биография с подробной канвой и примечания к стихам и письмам”[56] – ревниво опровергал суждения своего друга М. Гофмана, столь же запальчиво отводившего Дельвигу слишком высокое место в табели о рангах русских поэтов. “Дельвиг <…> шел часто впереди Пушкина <…> и подсказывал Пушкину новые пути, новые формы и новые образы, был в известной мере вожатым своего гениального друга”[57] – подобные высказывания, разумеется, не могли оставить равнодушным Ходасевича-пушкиниста. Тем не менее издание “Картонного домика” Ходасевич и заметил и похвалил, назвал ценным вкладом, а статьей о книге, видимо, был доволен, т. к. впоследствии включил ее в составленный им список своих работ.
В следующем, 1923 году увидели свет “Посмертные стихи Иннокентия Анненского”, третья книга поэта, переданная издательству его сыном, Валентином Кривичем, им подготовленная к печати, с его предисловием и комментариями. Вошли в сборник без малого сто стихотворений и переводов, до тех пор не публиковавшихся, – за исключением нескольких, появившихся после смерти поэта в альманахах, но и те воспроизводились не с печатных текстов, а по автографам.
Основная часть сборника – лирические стихотворения, по времени написания и характеру близкие к первой и второй книгам поэта “Тихие песни” (1904) и “Кипарисовый ларец” (1910); вторую и третью части составляют “Песни с декорацией” и стихотворения в прозе; затем следуют переводы – из Верлена, Малларме, Леконта де Лиля, Рембо, Ганса Мюллера, из Гёте и Гейне. Заключает книгу собрание шуточных и сочиненных “на случай” стихотворений. Все вместе существенно расширяло представление читателей о поэтическом наследии Иннокентия Анненского, влияние которого на поэзию того времени, в частности, на акмеистов и младших символистов, трудно было бы переоценить.
В “Предисловии” Валентин Кривич подробно рассказывает о своей работе над текстами и о принципах выбора окончательного варианта. “Необыкновенно легко владевший стихом, Иннокентий Анненский в то же время был поэтом и чрезвычайно к себе требовательным и очень капризным. Стихи свои он исправлял, изменял и переделывал по многу раз, и не только во время черновой работы, но и в беловых экземплярах и даже в позднейших списках, причем из сопоставления текстов иногда можно видеть, что замена одного слова другим или видоизменение целой строки объясняется не внутренними свойствами или внешним построением стихотворения, а были сделаны главным образом потому, что такое изменение отвечало желанию поэта в данный момент”[58].
И в “Предисловии”, и в примечаниях к стихам – много личного. Варианты и разночтения, которые Валентин Кривич скрупулезно приводит, подробные описания автографов перемежаются с толкованиями стихов, воспоминаниями и догадками, доступными только члену семьи. Он сознает уникальность своей позиции – текстолога, исследователя
В автобиографии В. Ходасевича, датированной 23 ноября 1920 г., книга упомянута среди работ, которые “вполне или отчасти подготовлены, но не могли быть напечатаны по условиям переживаемого момента”. РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 126.
Посмертные стихи Иннокентия Анненского. Пб., “Картонный домик”, 1923. С. 7. Разрядка автора. –
