Уже четверо. А ей всего двадцать восемь. Женщины! Что ж вы делаете-то с собой?! Не железные же.
Взгляд потухший, словно в нем вся мировая усталость скопилась, круги под глазами, анемия и анорексичная худоба. Дети в прямом смысле этого слова высасывают из нее все соки. Причем она фанатично убеждена, что должна кормить грудью каждого своего детеныша, пока есть молоко. Муж строитель. С утра до ночи на работе. Она одна с детьми. Иногда свекровь помогает.
– Анечка, вы сдали анализы?
– Сдала. Вчера.
– Ну, результаты у меня еще не все на руках, только общий анализ крови. Что вас беспокоит? Голова не болит?
Пока Алла водит Николая Ивановича по нашим кругам больничного муравейника, сама измеряю давление, смотрю глазные яблоки, ощупываю лимфоузлы. Не нравится мне ее состояние. И узлы воспалены, болезненные. Вижу, как дергается шея при надавливании. И что мне с ней делать? Пока осматриваю, расспрашиваю о детях. И тут моя тезка оживает. Глаз горит, движения разтормозились, руки всплески эмоций выписывают. И такая глубокая любовь в словах слышится, что я прямо позавидовала по-хорошему. Веснушка (это старший – Васенька) вчера солнце нарисовал такое смешное, с ручками вместо лучиков, а Манюня (это средняя – Машенька) в садике стих рассказывала, а воспитатель на видео сняла. Я слушаю ее и боюсь. Боюсь за эту хрупкую, великую женщину, которая наплевав на собственное здоровье, несет такую Любовь в этот жесткий, неласковый мир, что аж дух захватывает. И дай ей бог здоровья! Что смогу – то сделаю. Что не смогу – тоже сделаю, ради ее детей. Хотя лимфоузлы мне не нравятся. Надо повторно назначить кровь, и гормоны сдать. Ох, не нравишься ты мне сегодня, Анюта… Но ничего, мы тебя выправим, будешь, как новенькая, за своими птенцами бегать.
Анюта уходит приободренная и воодушевленная собственным хорошим настроением и моим рецептом. Выписала фолиевую кислоту да В12. Полечим анемию пока, а там видно будет, когда анализы все придут. Вернулась Аллочка, отрапортовала, что Николай Петрович до места назначения в виде кабинета проктолога доставлен. Караулить не стала, ибо наш Михаил Степаныч без осмотра никого не выпустит из своих рук.
Следующей была музыкантша с депрессией, томная и дородная виолончелистка, но с очень ранимой душой и подвижной психикой. Ей бы к психологу походить, а не ко мне. Но упорно, раз за разом, следуя своим приступам меланхолии, записывается ко мне на прием. Замуж бы ей. И всю депрессию как рукой сняло бы. Деток еще не поздно нарожать. А детки бы пошли, там уж не до разборок было бы со своей тонкой душевной организацией и саморефлексией. Но я же ей так не могу сказать. Обидится, ибо считает себя убежденной феминисткой и закоренелой холостячкой, ибо не создана для борщей-котлет-пеленок. А я-то вижу в глазах почти звериную тоску по мужиковым рукам да семейным обедам. Слушаю ее рассказ о кознях в оркестре, как первая скрипка поругалась со второй и залила в отместку ноты апельсиновым соком, как дирижер на репетиции
