оптика, электричество, магнетизм, теплота и даже основы атомной физики. В каждом из разделов сформулированы десятки законов, носящих, как правило, имена великих людей. По окончании школы прилежный ученик должен знать наизусть формулировки и количественные соотношения для всего множества этих законов. На физфаке университета каждый из таких разделов оформлен в самостоятельный физический курс и добавлены новые, такие как квантовая механика, статфизика, гидродинамика. Курсы читают разные лекторы. Внутри каждого курса есть своя систематизация идей и основных принципов. Знания получаешь несравненно более глубокие, но, как и в школе, остается впечатление, что физика сводится к массе совершенно разнородных законов. Какая связь, скажем, между законами Ома, Бойля-Мариотта, Кеплера и Снеллиуса? А никакой. Каждый из них следует заучить отдельно. Есть ли законы и принципы главные и второстепенные? Лекторы этого не говорят явно, но в университете уже начинаешь догадываться, что есть такие. Например, вариационные формулировки законов динамики, принцип Мопертюи-Лагранжа, уравнения Гамильтона-Якоби.
Порядок в этом хаосе разнокалиберной информации, идей и законов Веня уловил именно на лекциях Кулакова. Сам лектор уже в те годы выглядел типичным «яйцеголовым». Фигура сгорбленная от многочасовых научных бдений за столом, волос немного, эти старинные очки, кургузый пиджачок и неглаженные брюки. Но зажигать он умел. Говорил вдохновенно, эти свои формулы и таинственные значки, выписываемые на доске, любил, как любят прелестных девушек. Слушатели ещё только что сдали курс высшей математики, научившись дифференцировать и немного интегрировать, а Юрий Иванович за месяц дал основы тензорного анализа, без которого в его курсе дальше было не сделать ни шагу. С невероятной ловкостью фокусника выписывая греческие индексы ковариантных и контравариантных производных и рисуя на доске гирьки на пружинках, он выводил законы Ньютона, электродинамику Максвелла, формулировки специальной и общей теории относительности из почти очевидных принципов симметрии. Это была симфония.
Закончив введение в тензорный анализ, Кулаков поздравил всех с тем, что они перешли «мост ослов». Дело в том, что в средневековье было два типа школ – простые и высшие. В простых учили складывать и вычитать. В высших – умножать и делить. Умение делить и отделяло учёного от осла, потому что делили тогда не так, как сейчас – в столбик с позиционной записью десятичных разрядов, а в римской записи чисел, которая не является позиционной. И потому алгоритм деления был невероятно сложен. Чувствовать себя «не ослом» обалденно приятно. Правда, потом оказалось, что серые уши, копыта и ослиные хвосты у нас ещё не отпали. Знания математического аппарата, который для физика является всего лишь инструментом, у слушателей были ещё недостаточно прочные. Слова-то лектора они ещё понимали и даже научились не менее ловко, чем он, перегонять нижние индексы тензоров в верхние и наоборот.
