Саше показалось, что каждое слово, произносимое им, раскаленным железом отпечатывалось в его мыслях так, что избавиться от воспоминаний об этих словах он никогда не сможет.
– О, народ Лагеша, мои горные орлы, которых я взрастил, как заботливый родитель воспитывает своих любимых детей. Вы ли клялись мне в истинной верности, вы ли молились за меня?
Толпа согласно загудела.
– Я тот, кто охраняет покой каждого из вас, тот, кто живет, и будет жить до тех пор, пока сердце последнего горца не остановится, я буду хранить вас под этим солнцем и править народом Лагеша, однако… – он заговорил тише, – многие из вас проявляют недовольство. Я хочу, чтобы один из вас вышел ко мне и говорил за всех.
Люди замешкались, явно решая, кто из них наиболее достоин чести говорить со слепым, чье имя звучало, как Нинурта. После недолгой заминки вперед вышел юноша, при виде которого Браницкий пискнул и осел на землю; несколько раз закрыл глаза и протер их руками, но зрительный коллапс не желал исчезать.
По ступеням широкой лестницы поднимался темноволосый, бледнолицый красавец, чья походка была преисполнена достоинством и грацией. Его глаза горели огнем решимости и отчаянного безумства наглеца, способного дерзнуть Благословенному. Облаченный в свободный белый кафтан, украшенный черными узорами и такие же белые штаны с сандалиями, он шел спокойно, придерживая рукоять кинжала, закрепленного к бедру.
И все же, никакая в мире одежда, или иная мишура не помешала Браницкому признать в незнакомце самого себя.
XI
– Подойди ближе, Каим Эхнади, – слепой поцокал языком, – ты стоишь слишком далеко, и я не могу увидеть тебя.
В толпе послышался слабый ропот.
– Он знает его! Он знает его! Слепой Нинурта ведает все о каждом из нас!
Человек, названный Каимом Эхнади, не показал замешательства, лишь слегка покачнулся, услышав свое имя. Он поднялся до самого верха, и когда до слепого оставалось всего несколько шагов, он остановился и опустился на одно колено, склонив голову.
– Еще ближе, – прошептал Нинурта, протягивая руки в сторону, где находился Каим, – я чувствую тебя.
Юноша последовал его приказу, подойдя к нему, почти вплотную. Слепой принялся ощупывать его лицо костлявыми пальцами, одобрительно цокая и шепча что-то на непонятном языке.
– Воистину, твои товарищи не ошиблись в своем выборе, ибо в тебе я вижу истинное мужество, не отягощенное трусостью и жаждой наживы. Ты достойный сын горного народа, Каим Эхнади, расскажи же мне то, что имеешь на сердце.
– Для меня нет большей радости, чем просто стоять подле тебя, о, Нинурта! Твоя похвала вызывает ликование в моей душе, ибо я никогда не думал, что имею право получить её. Я преклоняюсь перед твоей мудростью и без промедлений отдам жизнь по твоему приказу, О, Нинурта! Но, – голос его зазвучал иначе, – есть вещь, о которой
