получится, я свою жизнь прожил не зря. – Он горячо пожал мне руку на прощание. – Удачи. Вас ждет невиданный успех!
Всю дорогу домой я чувствовал себя окрыленным. Этот продавец знал, что говорил… Рима действительно лучшая из певиц… Она несравненно лучше самой Джой Миллер! Она сможет заработать бешеные деньги. Предположим, за год полмиллиона! 10 процентов от такой суммы – это для меня совсем не плохо!
Мои мысли лихорадочно скакали, мы шли быстро, бок о бок. Я посмотрел на нее. Лицо ее выражало полное равнодушие, глаза устремлены в пустоту, руки – глубоко в карманах джинсов.
– После обеда я поговорю с Ширли, – сказал я. – Он наверняка отвалит 5 кусков на твое лечение. Ты слышала, что сказал этот продавец? Тебя скоро ждет успех.
– Я хочу есть, – сказала она вяло. – Где бы я могла что-нибудь пожевать?
– Ты что, не слышишь, что я тебе говорю? – Я резко остановился и с силой повернул ее к себе. Тебя ждет большое будущее. Лечиться – это все, что ты должна сейчас хотеть!
– Не дурачь себя, – сказала она, вырываясь. – Я уже лечилась. Локшовая работа. Как насчет поесть?
– Доктор Кинзи вылечит тебя. Ширли даст на это денег, прослушав пластинку.
– Скорее я поверю в то, что у меня вырастут крылья и я полечу. Не родился еще на свете такой дурак, чтобы одолжить нам эти деньги.
Около 3 часов я взял у Расти машину и помчался в Голливуд. В кармане у меня лежала пластинка с голосом Римы.
Я понимал: Ширли нельзя говорить, что Рима наркоманка. Уговорить его дать авансом 5 тысяч нужно как-то иначе. Все будет зависеть от того, как он воспримет пластинку. Только в том случае, если он будет в восторге, я могу просить деньги.
Калифорнийская студия грамзаписи находилась на расстоянии броска камня от «М. Дж. М-студии». Это было двухэтажное здание, занимающее около акра земли. Неприступный забор с единственной проходной, где несли службу двое устрашающего вида полицейских. Очутившись у проходной и охватив взглядом потрясающие размеры здания, я остро почувствовал свою ничтожность. Внезапно вся моя уверенность в себе, все воодушевление идеей заработать большие деньги и даже фанатическая убежденность в том, что Рима – самородок, куда-то испарилась. Я стоял, остро осознавая, насколько жалок в этом поношенном костюмчике и стоптанных башмаках.
Не успел я сделать шага к проходной, как один из полицейских двинулся навстречу. Он оглядел меня с ног до головы, сделал, как видно, соответствующее заключение о моей персоне, потому что гаркнул устрашающе: что мне здесь надо?
Я ответил, что хочу поговорить с мистером Ширли.
Это чуть ли не убило его.
– То же, и 20 миллионов других. У тебя есть приглашение?
– Нет.
– Тогда убирайся отсюда.
Настал момент для грандиозного блефа. И я готов был на все, даже поклясться, что у меня отец – негр.
– Ладно…
