ветер, наверное, робот в образе черта. Звонова себе кавалеров заказывает в институте кибернетики.
– Он вопит, пощады просит?
– Так, в институте же заказывает, чтобы естественным был.
– Согласен. А вот ты, с кем общаешься?
– К сожалению, ни с кем. Была одна, да друг увел, нарушив все принципы дружбы, – вздохнул Василий.
– Что же ты голодовку не объявил? Испугал бы их пустой кишкотарой. Давай-ка распыли еще одеколончика, к Вере Гавриловне захотелось. Я ее обдуваю после душа. Соприкосновения тоже приятны.
– Правильно, неплохо бы к ней вместе заглянуть, со школы знакомы.
– Это другое дело, мужиком становишься.
Василий приподнялся:
– Как славно, ветерок, что ты ко мне залетел в форточку, прекращу я голодовку: на фига козе баян. У меня еще есть флакон тройного одеколона. Понимаешь, тройного. А нас двое. Куда нам надо? Правильно, к Вере Гавриловне, Веруньке, она обрадуется. Дойти бы только.
– Не бойся, поддержу, подтолкну.
Представь, Зин
– Зин, представь, умрем, и все, превратимся ни во что: не пукнешь даже.
– Вот и ставят люди памятники, Коль, чтобы напоминать о себе.
– Кому напоминать? Поставили мы памятник теще, смотрит пустыми глазами на тебя, не моргнет. А живая что вытворяла? Не знаешь до сих пор от кого ты родилась, то ли от Егора, то ли от солдата, их каждый год на уборке хлеба скока было.
– По паспорту, от Егора.
– У Егора глаза желтые, совиные, так и рыщет ими. А у тебя бесцветные, без зрачков, кажется, их и нет вовсе. Особенно когда закатываешь в постели.
– Прям и закатываю, если притворюсь: лицо у тебя делается с выражением коня.
– Меня с конем девчата всегда сравнивали.
– А Мария, твоя первая случница, с мерином сравнивала.
– Она городская, и ты коня от мерина едва ли отличишь.
– По лицу, да…
– С философской точки зрения мы с тобой, Зин, одно целое. Ты моя половина.
– Хочешь сказать, и я лошадь.
– Круп у тебя, да, как это выразиться по-ученому, адекватный. Помню, на свадьбе вы с тещей ими мерялись, если бы поменялись, наверно, я бы только и угадал.
– А как бы ты угадал?
– У тебя, что напоминает родинка на левой ягодице?
– На левой? Сковороду.
– Вот видишь, а у тещи чайник.
– И, правда, Коль. А что нам делать с отбитым носом у мамы?
– Памятник не есть мама, Зин. А с носом ничего не будем делать.
– Почему, Коль?
– Припомни, как она выглядела от рождения? Дважды ей вытягивали нос и трижды наставляли. Теперь он полностью соответствует первородному.
– А ты умный у меня, Коль, какие хорошие табуретки сам сделал: не надо их приставлять друг к другу, когда сажусь вязать тебе ночной колпак.
– Зачем
