след… И все закрутилось своим чередом…
Машина, не успев набрать скорость, уткнулась в подол яблони… Упругие ветви воспротивились вторжению чужака. Они пружинили, отбрасывали москвичек назад, и машина забуксовала на киселе измочаленных колесами одуванчиков…
– Ну же, ну же! – взвыл Тимофей, вторя стенающему от бесплодных усилий двигателю… – Выручай, Савраска!
Дорывшись до твердого грунта, машина пробкой вырвалась из объятий шаловливых яблонь. Ветви как следует, отдубасили корпус и отпустили с миром.
Разбрасывая ошметья сочной травы, Савраска юзом влетел в неглубокий кювет, неуклюже подпрыгнула и, харкнув резиной, пошел ломить вдоль по замусоренной тополевой аллейке. Плохо знакомое с превратностями судьбы авантюриста, Сердце Кровача было, запело победный гимн…
И тут же, перед самым выездом, точно посередине аллеи вздыбился врытый в землю голубой кислородный баллон, перекрывавший выход на шоссе из западни, подстроенной парком.
"Удача – дура, что она может против баллона? Попробуй, фраер, сообрази собственной башкой, как выбраться на шоссе. – Злорадно хохотнул Тимофей. – Давай, давай, вот оно, спасение, – рядом, пара метров"…
Тимофей грубо вклинился между последним на алее тополем и дурацким баллоном… Удача к дуракам, по глупости своей прущим напролом, оказывается, особенно благоволит… Отодрав в узилище задний бампер, новоиспеченный баловень фортуны вырвался на финишную прямую…
Смелость – это страх, чудесным образом обретший крылья. Колеса не чуяли асфальта. Пружина в животе распрямилась, и никому не следовало оказаться в направлении ее гибельного удара…
Уже через сотню метров, с обочины, заслонившись мотоциклом, замахал жезлом инспектор ГАИ, но с блеском обмахнув по кривой преграждавшую путь милицейскую каракатицу, Тимофей заставил свой мотор выложиться до предела.
Перекресток стремительно приближался. Там суетились серые крысы автомобильных дорог… Тим успел еще раз, по давней привычке, многозначительно почесать вещую левую ноздрю… Все о’кей!… Пуля в лоб тебе, Кровач , обеспечена…
Посередине перекрестка жутковато вывернув голову, лежал инспектор, раздавленный опелем. Голубой долбанул подставленную инспекторскую восьмерку в левый борт и теперь помаленьку дымился.
Два гаишника в белых крагах дубасили жезлами распятого на капоте стриженного под ноль водилу опеля. Один из жезлов, при каждом приземлении на стриженого, с оттяжкой вспыхивал золотистым огоньком, словно подмигивал хищно притормаживавшему умыкателю криминального чемодана.
… Оставалось на полусогнутых прошмыгнуть мимо блюстителей дорожных законов, увлеченных расправой. Идиотизм! Как всегда, блюстители закона и на этот раз были в проигрыше: преступнику предоставлялось право первому сделать прицельный выстрел… Наган – вот он, – готов действовать… Но Тим не считал себя преступником…
