чувства собственной правоты. Иные из них кладут на алтарь личное счастье и готовы поступиться счастьем других ради своего фантазма. Это самые бессильные рыцари из всех. Неверно в их случае утверждать о гальванизации трупа. Уместнее другая метафора: они берутся обратить речное течение вспять без начальных познаний в гидравлике.
На книжных полках у писателя Кирилл находил чудные экземпляры – без указания автора, без издательских сведений. Завораживали заглавия – «Метаморфозы левой руки», «Воля небытия», «Оязыченный», «Стратагема жертвы», «Заметки на песке», «История неопороченных идей». Многие из книг запирались на ключ, точно девичьи дневники, а Кирилл не решался уточнять у писателя, каким запретным содержанием они обладали. Порой писатель называл полку и произведение. Когда Кирилл доставал издание, указывалась страница. Её писатель пересказывал, цитируя длинные абзацы. У студента дух захватывало от того, как искусно слепой мудрец маневрирует по закоулкам памяти. На очередной странице взору Кирилла предстал фотографический снимок холма с домом на 2-ой Привольной, выполненный век назад из низины, из точки, где теперь располагался вход в метро.
С каждой неделей студента всё реже тянуло обратно в Набережные Челны. Когда он отправлялся туда, Таисия Филипповна клала в ему сумку угощение для родни. В сентябре это был медовый пирог, перед новогодними праздниками – печенье в форме коровок. Родители исправно посылали Кириллу деньги и справлялись о его казанской жизни, а он не менее исправно удовлетворял любопытство домашних заученными ответами. Мама спешила ввести его в тонкости телешоу «Голос», а папа выказывал неудовольствие из-за равнодушия сына к политике. По мнению отца, мир раскололся надвое, а незаинтересованные в борьбе обрекали себя на гибель в неминуемой войне. В начале января, когда Кирилл возвращался в Казань рейсовым автобусом, его передёрнуло от мысли, как скудна жизнь маленького города, как смехотворно полагать, будто ты способен постичь порядок вещей, затерявшись в одной из тысяч безликих многоэтажек, сроднившись со схемой трамвайных линий, живя выдуманной реальностью конкурсантов телешоу «Голос». Кирилл, ранее с энтузиазмом предвосхищавший августовский день рождения, на который он соберёт всех челнинских друзей, с отвращением отверг эту мелкую, увечную мечту.
К приезду постояльца Бородин Михайлович затопил баню. Делал он это нечасто, потому что в доме стояла душевая кабина, и оттого баня словно бы превращалась в культурный ритуал, завершавшийся чаем из самовара. Чаёвничали в длинной узкой кухне на первом этаже, где тикали ходики и висел отрывной календарь с гороскопом. Супружеская чета с первого этажа за стол не садилась, писатель спускался редко и пил чай молча. В самоварный день извлекался на свет праздничный сервиз XIX столетия и подавалось угощение от Таисии Филипповны – самодельные баранки и сахарные петушки на палочке. Бородин Михайлович доставал из погреба рябиновую настойку и наливал Кириллу неизменную рюмку перед
