Вообще-то золото больше нужно внучке. Ей предстоит свадьба, белое платье с фатой серебристой, белые туфельки, крупные хризантемы. И бабушкино ожерелье из крупного розового жемчуга. Обручальные кольца лучше заказать у хорошего ювелира из фамильного золота"…
Полина больше не думала о внучке как о родной девочке со своим именем и своим лицом. Она думала о внучке как о юридическом понятии "внучка. Так, вроде было легче соблюдать справедливость при дележе наследства. И для сердца легче. Пора привыкать к вечной разлуке.
"Нет, правда! Варвара это тот еще фрукт. Живет одним днем. Здесь и сейчас. А что завтра – пусть муж заботится. Как сестру похоронить по-человечески, так ее нет. Ее больше заботит, что скажут люди. Православные, конечно же, будут плеваться вслед самоубийце, это так, но я все же родная кровь".
Полина взорвалась от негодования. Она несла напраслину со зла. Что-то в глубине ее не желало умирать, даже завидовало тем, кто будет продолжать жить. Не ахти как хорошо, но жить, жить… Варвара была не такая, как она о ней подумала, но маленькая гадость, промелькнувшая в голове под занавес, ей нравилась.
– Ну и ехидна же ты, Полина Георгиевна. – Вслух произнесла Каравайникова, и отшвырнула авторучку.
Голова закружилась… Полина помассировала затылок, но возмущение на собственную злость не унималось. Плохо видя кончик золотого пера сквозь прилившую к глазам кровь, Полина жирно, широким размахом зачеркнула слово Завещание и поставила тучную точку. Налила себе рюмку коньяка… Ничего не почувствовала, выпила вторую. Головная боль начала отступать.
Полина вновь присела к столу. Скомкала испорченный лист. Достала другой. На ослепительно белом листе душистой шведской бумаги крупными, уверенными в себе буквами, составила список дел на завтра. Начинался список с завещания. И осталась довольна собой. Проверила текст, нашла две описки, аккуратно забелила ошибки корректорской краской, старательно втиснула "правильные" буквы. Осталась собой довольна. Это хорошо. Наконец-то к ней возвращается интерес к обычным житейским обязанностям, которые для хорошего человека начинаются с заботы о других. Ей хотелось, ей очень нужно было оставаться на земле до конца "хорошим человеком". Пусть она как женщина, – какая никакая, но человеком она останется только "хорошим". Хотя, завтрашнему покойнику это ни к чему, но хорошо.
Полина промокнула траурный текст малахитовым пресс-папье с серебряным орлом, распластавшимся на месте предназначенном для ручки, и пошла спать. Хорошо исполненная работа и раньше вселяла в неё чувство уверенности.
Мысли о последствиях добровольной смерти более не прибавляли страданий. Пожалуй, наоборот, ледяные простыни согрелись необыкновенно быстро. Полина именно теперь, утопая в уютной пуховой перине, стала понемногу приходить в себя. Суицид не терпит суеты. Тут нельзя быть уверенным в себе наполовину. Иначе не миновать беды и вместо вечного покоя на кладбище можно "загреметь" до конца
