Так что вы уж как-нибудь там сами порешайте с ней».
Ангел Аглаи: «Ох, и тяжелые нас ждут времена!»
…Аглая! Ты вошла в ментальное поле Есенина? Нет, ты в него не вошла!
Черт Аглаи: «Да и Слава Бо… Ой! Это что я сейчас собирался сказать… Вот эта нечисть!»
– А как в него входить-то? – спрашивала Аглая.
– Что значит – как? Очень просто. Закрываешь глаза, представляешь Есенина… Сереженьку… и начинаешь читать его стих…
– Но вы нам ещё не задавали учить его стихи.
Руссичка вышла из транса. Её глаза по мере увеличения наполнялись белой злостью; к горлу подкатывал ком, а руки начинали дрожать.
– Чт… Что? ты не знаешь… ты не… Ни одного стихотворения Есенина? Два! – крикнула она и в ярости подскакивала к журналу.
Черт Аглаи: «Да уж… Тут задумаешься, на кой мне нужна работа, если такие вот сами всё сделают…»
Ангел Аглаи: «Вот вы сами и виноваты. Ничего святого в их душах не оставили. Вот и зачем вам нужны были все эти дикие революции, девяностые, а?»
Черт Аглаи: «Это уже не мы были…»
Непонятно, чем вызвала Аглая немилость в душах этих учительниц. Их неприязнь казалась как будто кровной: не важно, почему и за что я тебя ненавижу, но я тебя ненавижу и я тебя убью! Кто знает этих учителей? У них тоже работа не сладкая – из года в год рассказывать непослушным детям одно и то же без возможности продвижения… Так что…
Аглаю, конечно, каждый раз задевали такие несправедливые выпады учителей. Но она никогда не была вспыльчивой, никогда не отстаивала свою правоту с пеной у рта, а просто говорила по факту, что она сделала и что не сделала. К сожалению, ей приходилось делать больше остальных детей в классе, чтобы заслужить четвёрку. И она делала.
5
У Аглаи в школе был театр. Попала в него она совершенно случайно – просто искала классную руководительницу, чтобы отдать журнал, но на неё наткнулся школьный режиссёр. Он её сразу и приметил, она ему очень понравилась по фактуре, грации и особенно нежному лицу. И он её, не думая, пригласил.
Аглая пронималась в нём всего несколько месяцев, как ей уже давали главные роли. У девочки был прелестный чистый голос, только тихий и робкий.
Эдуард Парамонович, тот самый режиссёр, был исключительно творческим человеком, что выказывал одним своим ликом, походкой и манерой говорить. Внешне он выглядел ничтожно: потрёпанные, замусоленные брюки, плешивая чёрная голова, местами разорванный серый под горло свитер, ботинки с оторванными каблуками без носков и слепой взгляд (минус десять). Несмотря на наружность, он был добрейшей души человеком, всегда говорил с уменьшительно-ласкательными суффиксами, целовал девочкам ручки и никогда не повышал голос. Однако, согласно его творческому тонкому строению, для вдохновения он порой выпивал и превращался в совершенно противоположное чудовище – скрягу, ворчуна
