о смерти лучшего друга. Второго, за неделю.
Протягивая стаканчик с холодной водой, я сажусь на край стола. Туда я подлил обезболивающего, которым частенько залечивал душевные раны, – добавил спиртное. Только его запаха она не чувствует, а продолжает тяжело дышать и взглядом ненавидеть тощую папочку, которую даже не раскрыл. Я видел подобное и знаю, что следом последуют слёзы, раскаяние или жалость, ступор, молчание и пустота… Но держит в себе мерзкую мокроту.
А может, слёзы ненавидит так же, как и я?
Чтобы хоть как-то девку расшевелить, я решаю не жадничать. Достав рукой до бокового шкафчика, пальцами чувствую знакомую крышечку небольшой бутылочки. Именно она меня спасала! Налив до половины, протягиваю ей опять.
– Эй! – стараюсь быть снисходительней.
Но оказалось без толку. Ладно, так уж и быть – заполнив стаканчик доверху, она подхватывает его, словно этого и добивалась, и выпивает содержимое несколькими глотками, под конец закашлявшись. Неопытная… Это хорошо, как и то, что вены её – чистые.
– Карин, – опять я начинаю давить, решив, что алкоголь подействовал. И, действительно, – её отпустило. Похоже, боль отхлынула, вместе со слезой, которую лихо стирает по щеке рукой. А новая сигарета окунает в мутный океан, волны которого сковывают веки, но облегчают дыхание.
Она – расслаблена, доверившись спинке стула. По новой, вытерев слезу, глубоко затягивается и пытается растворить в себе сигаретный дым.
– Мне нужна твоя помощь, – я снова тихо говорю.
Прислонив затылок к гладкой стене, еле заметно кивает. Приложив сигарету к губам, смотрит в яркое окно, которое раскрыл для неё. Вернувшись на прежнее место, я подбираю дюжину папочек, с досье на подозреваемых. Мне нужны их фото, в разных ракурсах, с разными причёсками и повседневными масками; запечатлённые образы, в которые преступники перевоплощались. Девушка не глупая и прекрасно понимает, что отыщет взглядом в моих руках, и потому брезгливо посматривает на них, с лёгким отвращением. Это нормально.
– Я буду показывать… Просто дай мне знать, кого из них ты видела.
Она слабо кивает, а сигарета тлеет, застряв между пальцами, погружая голову в туман.
Я показываю ей первое фото, снятое в анфас. Через тело, словно электроток прошёл: увидев страшно суровую рожу, во внезапном испуге вздрагивает, но быстро приходит в себя, качая в ответ головой. Первый персонаж не впечатлил, и краткий устный пересказ преступной жизни её не удивил. Может, хорошо, что этот душегуб-расист не попадался на пути, – 38 жизней он унёс. И, если бы не банда, завершил бы свою жизнь на стуле. Чего не скажешь о втором. Полжизни просидел в тюрьме и заносил хвосты неонацистам. То ли «чёрных жаб» не до душил… или надоело быть нацистом. Может неразделённая любовь его сердце разорвала на куски, одно из которых стало ярым гомофобом. В однополой любви он увидел угрозу. Но свидетель наш молчит, – качает головой и хмурит брови.
Я принимаю
