дать гарантии?
– Можете. Если вы положите на мое имя в банк десять тысяч долларов, как залог ваших серьезных намерений, – я согласна. Я буду знать, это серьезно.
Босс расхохотался.
– За десять тысяч долларов – я могу купить тридцать таких, как ты! – говорит он.
– Я знаю, – спокойно отвечаю я. – Только я на разовые приключения не согласна.
– Да ты сумасшедшая! Ты это серьезно?
– Вполне серьезно. Что же тут шутить.
– А ну-ка, пошла отсюда… пошла, пошла…
Он остановил авто прямо посреди улицы и требовал, чтобы я немедленно вышла, в то время как справа и слева от нас на скорости мчались машины. Я понимала команду, но не могла выскочить сразу, т. к. угодила бы прямо под летящий автомобиль. Выскочила наконец, поймав какую-то пробку, как собака, которую пнули сапогом в бок, униженная, снова оставшаяся без цели, без дороги, без дела.
Несметные толпы рычащих, тарахтящих, медленно ползущих по улице металлических чудовищ окружали меня. Клубы черной копоти, удушливой гари и невыносимой, все расплавляющей жары рванули мне в лицо. Металлические чудовища рычали и, грозясь наехать на меня, медленно ползли вперед.
Я перебежала с дороги на тротуар. Редкие, одинокие деревца стояли, задохнувшись от выхлопных газов, гари и копоти. Это была обыкновенная для Нью-Йорка пробка.
Молния осветила на миг блаженно тихие, утопающие в зелени райские улицы моей родины, солнечные блики на сочной листве, шорох травы, щебет птиц, запах цветов, яркие бабочки.
Лавина чуть не сбила меня с ног, и я увидела бесконечным потоком несущихся людей. Все мчались с такой скоростью, никого и ничего не замечая перед собой, что можно было подумать, что всех их превратили в зомби, а затем дали им команду нестись куда-то без оглядки. Человеческие лица всех цветов и мастей мелькали мимо меня со страшной скоростью. Ежесекундно кто-то на меня натыкался, кто-то об меня спотыкался. Я думала, меня раздавят, не дойти мне из гущи толпы куда-нибудь в сторонку, где можно было бы спокойно постоять минуту-две, сообразить вообще, куда же мне теперь идти.
Вылезла. Даже присела на какой-то шикарной лавочке у подножия какого-то шикарного здания. Отсюда движение людей видится мне как муравейник. В этом муравейнике кого только нет! Индусы, завернутые в свои яркие, покрытые блестками ткани, с точками на смуглых лбах. Китайцы в пиджачках, с портфельчиками в руках. Арабы в своей национальной одежде. Вот женщина идет в чадре, вся закрытая с ног до головы. Только глаза одни сверкают. Вот пейсатый еврей, весь в черном, с цилиндром на голове в такую жару. Рядом идет полураздетая красотка, обнажив до неприличного свои длинные ноги. Вот-вот – и видны будут ее трусики. Здесь же испанцы. Здесь же негры. Кого только здесь нет! И ни одного (!) родного лица…
Я сижу в сторонке, глядя на бурлящий, в черных клубах копоти, пестро-черно-серый, как исчадье ада, город и чувствую, что ни умом, ни талантом, ни страстным желанием, никакой реальной или нереальной силой мне его, этот город (эту колоссальную лавину)
