говори же, черт побери, что случилось?!
– Налей мне еще, – тихо сказал он и снова закурил. Затем долгим, изучающим взглядом вперился в мои глаза и похоронным голосом произнес:
– Мой Юрка тоже засел в Верховном Совете… Он там помощником у Руцкого… А завтра утром Грачев будет стрелять по нему из танка… Ты понимаешь, что происходит? Это же гражданская война! Брат на брата… Отец на сына… Сын на отца… Я должен спасти сына!
Я тоже пил водку с Гартиным и, как мог, успокаивал его. Прилично захмелев, мы решили вместе идти к Верховному Совету, чтобы вытащить из него Юрия.
Я предложил Гартину для пущей маскировки переодеться в гражданку.
– Что?!!! Что?!!! – вдруг страшным рыком зашелся он, – в какую гражданку? Это от кого я должен «маскироваться»? Это кого мы должны бояться? Тех, кого обязаны защищать?
Мы надели полковничьи шинели и двинулись к выходу из здания Минобороны. В коридорах была какая-то паническая суета – полковник и даже генералы шустро бегали, как посыльные солдаты. Суетились и какие-то гражданские люди с автоматами.
Прапорщик, дежуривший на посту у входа в Минобороны со стороны метро «Арбатская», проверил наши документы и предостерег нас:
– Товарищи полковники, я не советую вам выходить на улицу. Там опасно.
Сквозь толстые дубовые двери мы слышали шум разъяренной толпы.
– Открывайте дверь, товарищ прапорщик, – решительно приказал Гартин, – я хочу поговорить с народом!
Прапорщик открыл нам дверь и я вышел на улицу следом за Гартиным. В этот момент плотная толпа разъяренных людей с арматурными прутьями и милицейскими резиновыми дубинами захватила нас… Я лишь успел заметить, как слетела офицерская фуражка с головы Гартина и чьи-то грязные сапоги тут же растоптали ее – прямо перед моим носом, разбитым о мостовую…
– Бей продажное офицерье! – яростно призывал кто-то.
Перед тем, как страшный удар по голове оглушил меня, я успел заметить, что кто-то длинной очередью резанул из автомата трассирующими поверх разъяренной толпы…
Я очнулся на гранитном полу холла – он был сразу за входной дверью в Минобороны. Рядом со мной, на такой же солдатской плащ-накидке лежал безжизненный Гартин. Человек в белом халате стирал бинтом кровь с его разбитого лица и кричал прапорщику:
– Немедленно вызывайте скорую, этот тяжелый… Черепно-мозговая… Срочно в госпиталь… А этого – ко мне в медпункт на перевязку…
Только через неделю врачи разрешили мне навестить Гартина – он все еще лежал в реанимационной палате госпиталя Бурденко. Там у входа в палату я встретил мрачную Веру Алексеевну, которая шепнула мне:
– Прошу вас, – ни слова про Юрия, – Петру и так тяжело… Ну а если спросит, скажите, что все в порядке.
Гартин встретил меня болезненной улыбкой – он был бледен, как кочан мороженной капусты, голова его была забинтована. Он жадно слушал
