что страсть – это пища, которая только усиливает муки голода, питье, которое лишь распаляет жажду, радость, которая не радует, замкнутый круг, по которому наш двуногий барашек будет бежать со всех ног, пока не рухнет замертво. И все-таки он побоится лишить себя этого наслаждения, таящего в себе страдания и смерть, и пойдет на все, чтобы продлить его, не важно, какой ценой. Потому что (разумеется, опять-таки с нашей подачи) будет верить, что в нем – смысл его жизни. Он не откажется от него, даже понимая, что когда-нибудь ему придется расплатиться с нами, и чем именно. Опять же, мы не преминем шепнуть ему: а то, что придется потом платить, так ведь это ж, пойми, потом. А пока – ты можешь лгать, и можешь блудить, и друзей предавать гуртом[24]. Бери же от жизни все, радуйся жизни. Все остальное – потом!
И, разумеется, мы не скажем ему еще одной нашей тайны: вкусив от наших удовольствий и начав творить дела отца нашего, они вступают на пологий путь, ведущий к нам, в наше царство. Впрочем, верующим во Врага эта тайна известна давно. В качестве подтверждения процитирую вам отрывок из одного рассказа людского писателя Честертона… Вообще, писатели, верующие во Врага, – опасные люди (позднее я расскажу вам о некоторых способах их разработки). Подчас они приносят нам своими книгами гораздо больший вред, чем иной священник, читающий проповедь с церковного амвона. Причина, в сущности, та же самая, по какой Враг, живя в свое время среди людей, говорил с ними притчами. В самом деле, иной из наших двуногих барашков и в церковь ходит редко, и Писание прочтет раз-другой за свою жизнь. Зато какие-нибудь там романы или детективы читает регулярно. Но что, если он вычитает там вот такое, как в одном из детективных рассказов этого самого Честертона?
«Можно держаться на одном уровне добра, но никому никогда не удавалось держаться на одном уровне зла. Этот путь ведет под гору. Добрый человек пьет и становится жестоким; правдивый человек убивает и потом должен лгать. Много я знал людей, которые начинали благородными разбойниками, веселыми грабителями богатых и кончали в мерзости и грязи. Я знаю, что у вас за спиной вольный лес, и он очень заманчив. В одно мгновение вы можете исчезнуть там, как обезьяна. Но когда-нибудь вы станете старой седой обезьяной. Вы будете сидеть в вашем вольном лесу, и на душе у вас будет холод, и смерть ваша будет близка, и верхушки деревьев будут совсем голыми»[25].
Как хорошо, что люди по своей поистине бараньей недальновидности даже не вникают в смысл слова «страсть». И употребляют его, желая показать, насколько сильно им чего-то хочется или, наоборот, не хочется. Поэтому от них то и дело можно услышать: «Мне страсть как хочется поспать» или «Мне страсть как хочется пирожных». А то и еще более забавные вещи, вроде той истории про барышню и ее старую няньку, рассказанную кем-то из их писателей. Барышня, начитавшаяся романов и от нечего делать грезящая зефирами и амурами, интересуется у старой няни, как та в свое время вышла замуж – по страсти или нет. А старуха ей в ответ:
– И-и,
Перифраз из стихотворения А. Галича «Еще раз о черте».
О постепенном «осатанении» человека, подверженного страстям, писал Святитель Феофан Затворник. Употребленный им термин «осатанение» – противоположен богословскому термину «обожение» (уподобление Богу).
