и ладно, зайдем с другого бока.
– А… когда к царевичу Федору Борисовичу, государь? – спросил я напоследок.
– Да хошь ныне, – равнодушно откликнулся он.
Но я же спрашивал не для этого. Раз у царя столь пакостное настроение, пускай угробленное и не мною, надо восстанавливать, а для того имелось одно, но надежное и неоднократно испытанное на практике средство – похвалить своего ученика.
Потому и начал интересоваться часами занятий – исключительно для затравки дальнейшего разговора.
– Я к тому, чтобы узнать: мои часы занятий с ним не переменились? – уточнил я, собираясь перейти к основной теме – бесподобной памяти и прочим достоинствам Федора.
Кстати, без вранья. Парнишка действительно чертовски умен, половину хватает на лету, а для остального достаточно кое-что слегка пояснить, и все.
– Все яко и прежде было, – столь же вяло ответил Годунов.
Судя по его голосу, часы занятий волновали его сейчас меньше всего. Ладно, сейчас мы тебя взбодрим, дядя Боря. Но не успел. Он почти сразу спохватился, словно что-то припомнил, и поправился:
– Хотя постой. Теперь ты с ним поране гово́рю веди. Чрез два часа опосля обедни можешь ему своего Мак…
– Макиавелли, – подсказал я.
– Во-во, поведай ему далее, яко оно да что.
Я вежливо поклонился (успел в совершенстве освоить нехитрую «галантерейную» науку – чтоб и учтиво, и с сознанием своего достоинства), после чего повернулся было к выходу и даже сделал пару шагов, но тут меня осенило:
– А как же Квентин? Это же были его часы для занятий? Или он теперь будет после меня?
Годунов резко повернулся в мою сторону. Былую апатию как рукой сняло. Правда, взбодрился он как-то неправильно – уж очень мрачный взгляд. Да и брови вон как нахмурил.
– Вовсе он никак не будет, – отрезал царь. – Послы от аглицкого короля Якова прибыли с ответом да известили, что приятель твой как есть самозванец! – сурово выделил он последнее слово и с упреком покосился на меня, явно желая добавить нечто ехидное и по моему адресу, но не стал, а вместо этого разгневанно заметил: – Ишь чего умыслил! Сам невесть кто, а туда ж, к дочери моей свататься! Да еще вирши о любви лопотать ей учал! Мало мне щенка-сопляка в Северской земле, коего бояре подсунули, так тут под носом еще один завелся! Право слово, яко блохи плодятся.
Он – самозванец!..
Гони его поганою метлой!..
Он здесь хотел поужинать на шару,
Искал себе удобную кровать…
Но мы не можем каждому клошару
По первой просьбе двери открывать!..[36]
– Так он?.. – нерешительно протянул я, не решаясь спросить, хотя основное и без того было ясно.
– В железах, – уточнил Борис Федорович. – Вот токмо Семен Никитич доведается, с каким таким подлым умыслом объявил он себя так-то, и сразу аглицким людишкам выдам, яко они просили. Пущай везут обратно да примерной для всех прочих казни предадут!
Леонид Филатов. «Золушка ДО И ПОСЛЕ».
