рука… – Я замялся.
– А длань оная моей была, – с грустной улыбкой подхватил Годунов. – Схватил я жезл и с им на трон усесться поспешил. Слыхал я о таковском, слыхал. Сказывал мне про то Семен Никитич. Неужто и ты, князь, в то поверил?
– Нет, государь, – твердо ответил я. – Но слух ходит, а значит, распускают его те, кому выгодно тебя оклеветать.
– Проще иголку в стоге сена найти, – проворчал Борис Федорович, – потому как чуть ли не всем оное выгодно.
– Да нет, если что-то похожее было на самом деле, тут искать куда легче, – не согласился я. – Такое распустить мог только тот, кто на самом деле присутствовал в опочивальне подле умирающего царя, а там было не столь много людей. Опять же в этой сплетне говорится не только дурно о тебе, но и хорошо о некоторых других, которые отказались от власти, а значит, они-то в рождении этого слуха и замешаны. Так как оно было на самом деле?
– Как было, – вздохнул Годунов. – Да почти так все и было, токмо…
Я внимательно выслушал его короткий рассказ, после чего мне все стало понятно. Получалось, что…
Впрочем, тут надо еще поработать с бывшей романовской дворней, хотя многое уже прояснилось и без того. Но не только с дворней.
Куда лучше было бы выяснить напрямую…
– А все равно надо бы заслать в стан к самозванцу надежного человека, – упрямо напомнил я о своем предложении. – Неужто тот же Семен Никитич не сыщет какого-нибудь отчаянного да смекалистого, который выяснит о нем все – привычки, склонности и прочее. Поверь, государь, чем больше ты знаешь о враге, тем лучше. Обязательно пригодится.
– Зашлем, зашлем, – хмуро кивнул Борис Федорович. – Отчаянный-то сыщется, у него таких изрядно. Да и смекалистых найти недолго. Токмо где взять надежного? Хотя, ежели серебреца поболе пообещать, из корысти и верность может сохранить.
М-да-а-а, весьма упадочное настроение. Рассуждает-то верно, но так уныло – самому от тоски взвыть хочется. Но спустя пару секунд причина эдакого пессимизма стала понятна.
– Весточку привезли мне, – глухим, бесцветным голосом произнес царь. – Побил сей самозванец мои полки. Вчистую побил. Набольшего воеводу и… набольшего дурня мово, князя Мстиславского, ранило тяжко, стяг отняли. Хорошо хоть, что не бежали, а отступили – и на том спасибо.
«Вот тебе и победа под Добрыничами», – в замешательстве подумал я.
Неужто мне и впрямь удалось столько всего изменить своим присутствием в этом мире, что пошло эдакое несоответствие прежней истории?! Да быть того не может!
Я и в последствия, получившиеся из-за раздавленной бабочки, что в рассказе Брэдбери[35], никогда не верил, а тут… Это что же получается? Эффект Россошанского? Хотя нет, если вспомнить самое-самое начало, тогда уж «эффект стрекозы».
– Вот и поведай, чем он людишек берет, – вывел меня из задумчивости голос Годунова.
– Это и впрямь опасный человек, государь. Он действительно
В рассказе американского фантаста Рэя Брэдбери «И грянул гром» один из героев, попав в далекое прошлое, случайно раздавил бабочку, а вернувшись обратно, выяснил, что в настоящем произошли очень серьезные изменения. Описанная ситуация стала хрестоматийной в фантастике и даже получила название «эффект бабочки».
