в промежутках между приступами, а не во время их.
Потому я не стал усугублять и, так и не сказав ни слова, вторично поклонился и вышел.
Машинально протопав по многочисленным коридорчикам и лесенкам до самого Красного крыльца, я очнулся лишь на улице, когда начинающаяся метель щедро плеснула мне в лицо сухими крупитчатыми снежинками, больше напоминавшими горошек.
Лишь тогда я немного пришел в себя, хотя по-прежнему не представлял, что можно предпринять в такой ситуации.
Нагнувшись к только что наметенному близ угла небольших деревянных перилец сугробику, я щедро черпанул из него снега и старательно протер лицо. Показалось мало.
Импровизированное умывание длилось минут пять. Щеки к этому времени, скорее всего, уже не румянились – полыхали кумачом, но мне было не до них. А потом кто-то тронул меня за плечо.
Оглянулся – стрелец.
– Меня до тебя, княж Феликс Константиныч, царевич Федор Борисыч прислал. Велел вопросить: неужто не заглянешь ныне? Сказывал тако ж, что, мол, коль не возжелает, то не нудить[37], потому как с дороги, одначе хошь и на краткий миг, но повидаться надобно, потому как кой-что поведать потребно.
Стрелец заговорщически огляделся по сторонам и, встав на цыпочки, чтобы достать до моего уха, негромко произнес:
– Сказывал царевич, что хочет тебе тайное поведать о твоем знакомце, как его бишь, запамятовал вовсе… Колине. Потому ты к государю не ходь, а поначалу к ему, значится, к царевичу.
Хороший совет, мудрый. Жаль только, что выполнить его не в моих силах – побывал я уже у государя. А вот что касается Федора…
«Точно! Царевич! – осенило меня. – Царь ему во всем потакает, так что и просьбу отпустить Квентина тоже выполнит. Ну пускай наполовину, скажем, сошлет куда-нибудь. Главное, чтоб не выдавал англичанам. В Лондоне ему не отмазаться. Если уж даже за оскорбление королевского величества полагается смертная казнь через повешение, четвертование и колесование, то самозванца…»
Однако в ответ на все мои убеждения и упрашивания Федор только беспомощно разводил руками.
– Все мне ведомо, княж Феликс, ан ничего покамест не поделать. – Паренек чуть не плакал от огорчения. – Ежели бы не вирши… – тоскливо протянул он. – Да тут все одно на одно наложилось, яко черт нашему плясуну ворожил! Едва батюшка с аглицкими послами переведался, кои ему ответствовали про княж Квентина, дак он мигом сам к нам в светелку спустился, а тут…
Из дальнейшего сбивчивого рассказа стало ясно, как именно влюбленный сопляк влетел, причем так круто, что дальше некуда, поскольку момент для входа Борис Федорович выбрал самый неподходящий.
Для Дугласа, разумеется.
Поведанная английскими послами новость оказалась настолько ошеломительной для Бориса Федоровича, что он и впрямь еле усидел на месте, а потом прямиком из Грановитой палаты[38], как сидел на троне в парадном облачении и саженной шубе, так в том и поспешил в комнату для
Начиная с 1591 г. эта палата была постоянным местом посольских аудиенций. Кстати, она используется для представительских целей и по сей день.
