завиваться. Он резким движением убирает их со лба и улыбается мне. Я замечаю его кривой верхний клык и улыбаюсь в ответ.
После ужина остаюсь помочь убрать со стола.
– Как дела, Айла? – спрашивает миссис Клиффтон, когда Женевьева забирает поднос с грязными тарелками на кухню и мы остаемся одни. – Тебе что-нибудь нужно?
Я колеблюсь, теребя кольцо, спрятанное под платьем, желая попросить ее объяснить то, что я видела. Но что именно я могу сказать?
– Я не заметила зеркала наверху, – начинаю я аккуратно, – может, я смогу купить его, когда будем в городе завтра?
Она моргает несколько раз.
– Конечно. И, дорогая, я хотела с тобой кое о чем поговорить…
– Сегодня вечером играем в кункен, – объявляет Майлз, вальсируя в комнату, не обращая внимания на то, что прерывает нас. – Мы проголосовали: доктор Клиффтон, Уилл и я. Айла, в этот раз будешь играть?
– Не сегодня, – резко отвечаю. – Что вы хотели сказать, миссис Клиффтон?
Я поворачиваюсь к ней, но Майлз все еще стоит тут, и очевидно, что момент упущен.
– Давай поговорим завтра, – отвечает она. – Мы рано выедем. Хороших снов, Айла.
Я забираюсь по лестнице наверх, и раздражение на Майлза возрастает с каждой ступенькой. Закрываю дверь комнаты, падаю на пуховые подушки на кровати и разворачиваю список, начатый ранее.
«Нет зеркал», – добавляю я, беру старый дротик отца и верчу между пальцами.
Острый конец дротика погнут и затуплен. Годами я использовала его для вырезания линий на полу спальни, которые потом прятала под краем коврика. Полосы обозначали разные памятные события: например, девичьи ссоры в школе – многие из них с Кэсс и теперь уже позабыты, и одна длинная неровная черта из-за Диксона Фейервезера, парня, который мне нравился с четвертого класса. Но большинство линий появились там из-за Майлза: когда он раздражал, вел себя ужасно и все равно оставался любимцем мамы. Майлз крал и ломал вещи и скорее вызывал в нас замешательство, чем сочувствие, когда мама впервые заболела.
Когда слышу, как он громко и победно радуется кункену внизу, я напрягаюсь.
«Поздравляю, – с ожесточением вторю ему. – Вспомнил, как быть частью семьи, даже если она не твоя».
Все здесь противоположно тому, чего я ожидала: почему-то я отдалилась и дуюсь, а он отлично приспосабливается. Прижимаю палец к затупленному концу дротика и хочу оказаться в своей комнате, ощутить под пальцами вырезанные линии, словно годовые кольца деревьев, отмечающие времена жизни.
К счастью, Клиффтоны решили послушать сегодня вечером радио, а не Билли Холидей. Я открываю книгу мамы на новой пьесе и просматриваю «Бесплодные усилия любви». Изучаю обведенную ею часть.
Бирон:
Под дождь не выйдут ваши дамы из опаски,
Что смоет он с их лиц все краски.
Услышав внезапный взрыв смеха Уилла, за которым следует добродушное оханье миссис Клиффтон, отрываю взгляд от книги. Потом слышу хихиканье Майлза, высокое и легко узнаваемое, и невольно
