в саду фамильного поместья пытается облобызать соседский юнец.
Лохматый медведь хищно ухмыляется.
– Ты ложись, расслабься. Я сейчас.
Константин прытко спрыгивает с кровати и исчезает из виду. Пошел готовиться. Мы с Потапычем остаемся наедине. Он продолжает ехидно скалиться. Я зарываюсь в проеденное молью одеяло, пренадлежащее незнакомому Саньку. Судя по возрасту и виду покрывала, оно пережило блокаду Ленинграда, и, может быть, даже повидало армию Наполеона. Единственный вопрос, которым тычет в меня мой повзрослевший на год мозг, звучит следующе: «Что я здесь делаю?» Двадцатипятилетняя блондинка, не глупая и не уродливая, я в собственный день рождения поджидаю на чужом скрипучем ложе неумелого как бы любовника (Англичане в таких случаях говорят would-be. Would-be lover – мужчина, который мог бы быть любовником, но по тем или иным причинам им не стал). Правильно делает мадведь, что посмеивается надо мной. Ничего кроме усмешек зрителей прима не достойна. Надо срочно что-то менять. И я полагаю, что первым «что-то» будет этот как бы мужчина. Неумейка Константин как будто прочитав мои мысли, возникает в комнате.
– Готовься, кошечка, твой котик идет к тебе! – издает он боевой клич и, предварительно потушив свет, обрушивает на меня свои восемьдесят кило.
Он ерзает, копошится, трется об меня своей волосатой грудью. Что касается главной чувствительной точки, там ощущаются какие-то мелкие невнятные толчки.
– Ах, как хорошо, да, еще, – стонет тяжеленный котяра, впечатывая меня в диван.
Не знаю, что там ему «еще», и что там ему «хорошо». Я кроме горящего желания спихнуть с себя чужеродную тушу никаких других эмоций не испытываю. Как бы так ненавязчиво сменить позицию «раздави партнершу» на какую-нибудь более эффективную? Я не успеваю довести эту рациональную мысль до конца. Котик закатывает глаза, устрашающе сверкая в темноте белками, и издает сдавленный хрип умирающего от удушения хомячка. Почему хомячка? Потому, наверно, что процесс спаривания у этого зверя длится меньше минуты. В этом они с Константином очень схожи. Я выбираюсь из-под развалин гиганского хомячищи и вдыхаю воздух полной грудью.
– Тебе было хорошо, котенок? – шелестит зоофил, сладко потягиваясь.
– Нет, хомячок, – честно признаюсь я.
Благо «Космополитены» и «Секс в большом городе» отучили прогрессивных девушек, врать, спасая эго неумелого партнера.
– У тебя не…, ты не..? – удивленно бормочет горе-любовник.
– Скажи мне лучше, где здесь ванна, – я сползаю с кровати и подбираю с пола одежду.
– Нет, ну, если ты не.., а давай как в начале! Тебе же понравилось! – не унывает добрый молодец, демонстрируя мне готовый к активным действиям язык.
– Давай не будем больше мучить друг друга, – устало вздыхаю я, захлопывая за собой дверь ванной.
Холодные брызги жалят лицо. Постепенно к ним присоединяются
