Сам заговорщик даже не догадывается, что мне известны его замыслы, и ему совершенно невыгодно, чтобы я каким-либо образом о них догадалась. А если это кто-то другой, не имеющий отношения к этой истории? Я втискиваю голову в плечи на столько глубоко, на сколько это возможно и закрываю ее руками. Я в домике. Вам меня не достать, черные силы зла. Коленки намокают от слез. Мне одиноко и страшно. Спустя какое-то время я нахожу в себе силы забраться на кровать, заворачиваюсь в одеяло и засыпаю, так и не смыв распозщейся по щекам косметики. Утро трясет меня за плечо, лезет яркими лучами под одеяло, в общем как всегда беспредельничает. Я отгоняю его как могу, цепляясь руками и ногами за обрывки несущих спокойствие и безопасность снов. Однако выйграть мне в этой неравной борьбе не суждено. Я морщусь, вспоминая события вчерашнего дня. Больше всего меня беспокоит эта пугающая записка. Надо будет показать ее Мигелю. Зеркало в ванной беспощадно тыкает в меня отвратительно опухшей физиономией в серых разводах. Вот и съездила отдохнуть на Мальорку. Струя ледяной воды немного бодрит, возвращая мозгам дееспособность. «А с чего ты вообще взяла, что Мигель тебе друг, товарищ и брат?» заявляют они, отряхнувшись. «Какую выгоду он имеет с того, что тебе поможет? Никакой. Наоборот он теряет источних благодатной жизни, из которого пьет уже не один год». «А как же чувства?» блеет блондинистая часть меня. «Где ты видела чувства? Он врал тебе всю эту неделю, играл тобой как хотел. А теперь вдруг в одночасье расскаялся, повинился, исправился, и решил пожертвовать комфортным бытом ради любви? Испил водицы из копытца и превратился из козла обратно в человека?» Блондинка чешет светлую макушку. Даже ей такой вариант не кажется логичным. «А зачем он тогда рассказал мне про замысел Майкла?» выуживает таки несостыковку она. «Чтобы удобнее было тобой манипулировать. Ты вечером пойдешь сама по своей воле на виллу Майкла, чтобы украсть у него этого бесценного Фаберже. Если раньше у этой шайки не было достаточно доказательств, то теперь ты сама вложишь им в руки недостающие козыри». Я тру лицо полотенцем до красноты. Неужели Мигель способен на такую подлость? В глубине души царапается маленькое но явное «да». Моя наивная женская натура отталкивает его, не желая видеть очевидное. Завтрак как всегда не блещет разнобразием. Я глушу кофем свербящую головную боль, вызваную смесью белого вина, термоядерного котейля «First Kiss» и стресса. Лопоухий Раскольников за соседним столиком смотрит на меня как-то особенно выразительно. Ну, вот чего он вылупился? Красавицей меня в это печальное утро не назвать ни с какой натяжкой. Значит, не из эстетических сообращений глазеет. Я с усилием запихиваю в рот кусок несвежей булки. Если бы я была Агатой Кристи, Артуром Конан Дойлем или Мэри Хиггинс Кларк, то за этой веснущатой маской обязательно я бы обязательно пририсовала убийцу. Этакий посторонний персонаж, безобидное с виду существо, которое напротяжении всего