– лицо такое, ходил мягко.
«КОТТО» СКОРЕЦЕНИ
Странный все-таки этот рыжий кот. Очень странный и очень знакомый. Я почти не сомневался, что уже однажды видел такого кота, но не здесь, не в Портофино, уж это бы точно запомнил. Такую башку арбузом разве забудешь? И шрам через полморды… Ага, вот ведь, отчего показалось, будто подмигивает мне, негодник… А я уж было подумал, понапридумывал… Шрам…
Вот оно… Порто Колом, Майорка, чокнутый немец с парусника – то ли Ганс то ли Йохан… Он еще избегал давать имена кошкам, делившщим с ним палубу, ограничиваясь цифрами. Вроде, говорил, так скорби меньше, если за борт смоет… Чудной парень. Такому при устройстве на работу я бы сказал: «С удовольствием бы вас принял, молодой человек, да вот беда – нет у нас в штатном расписании должности «мудака»…» Для пытливых умов: «мудак» – это такой дурак, от действий которого окружающие страдают куда больше, нежели он сам. Вспоминая Ганса-Йохана, я готов согласиться с автором этого определения, как на заказ сшито.
По какой-то причуде судьбы только этому зверю с неестественно «прилипшими» к голове ушами и вышло от немца послабление. Как же его в самом деле, Ганс или Йохан? А кот – Отто… Точно Отто, как Скорцени! «Котто» Скорцени. Надо же так отупеть – сразу не мог вспомнить… Вслед за именем в памяти всплыла рассказанная хозяином кота какая-то мутная история, происшедшая в Вене… Почем в Вене? При чем здесь Вена? Похоже, что про Вену я только что сам придумал, уже сейчас. И причина понятна: в Вене родился и вырос Господин Диверсант Третьего Рейха. Мне захотелось еще разок глянуть на рыжего бандита, для верности, но не повезло – причал опустел, ни девушки ни кота. Может быть, он вернулся и увел ее, пока я морочил себе голову дурацкими мыслями и воспоминаниями. Отто…
ЖИЗНЬ В КАМНЕ
Причальные камешки уже незаметно для чужих глаз округлились, втянули остатки выступившей на рассвете влаги внутрь крепеньких своих телец, стараясь поменьше попадаться солнцу на глаза, то есть не сразу и не целиком. Потом, чуть позже они станут, соперничая, подставляться под ветер или под людской башмак, чтобы перевернули. Тогда те места, что уже раскалились, окажутся внизу и понемногу остынут. И так до захода солнца, то есть, с точки зрения камня, до бесконечности…
Вряд ли кто знает, что жизнь свою камни измеряют бесконечностями, заблуждаясь на счет конечностей, думают – это только о руках и ногах. Как измерить жизнь тем, чего у тебя нет? У людей получается – чужими талантами или пороками: «Мне посчастливилось жить в одно время с Захаровым, Любимовым, Волчек…» или «Не повезло свои годы прожить в эру Сталина». Камни так не могут, во всяком случае я ничего об этом не слышал, хотя, подозреваю, есть и у них свои герои, негодяи… Жизнь камней – миллиард бесонечностей, каково?! Звучит!
…Если кто из голышиков рискнет заигрывать с солнцем, неминуемо схлопочет тепловой удар по каменной башке, в каком бы месте камня она в данный момент ни находилась, даже
